Невидимый враг - Анна Снегова

А ещё понимаю, что кажется, он боится моих слёз. Странный такой! Ничего не боится, а этого — да.

Моя улыбка гаснет.

Не знаю, как подступиться к слишком важному разговору. Но и так слишком долго откладывала.

Когда я не знаю, как решить проблему, я обычно пру напролом.

— Что у тебя к моему брату?

Его лицо каменеет.

— Тебе ни к чему знать.

— Ты… собираешься причинить ему вред?

Медлит с ответом слишком долго, у меня сердце обливается кровью. Опускаю голову. Веки снова щиплет. Изо всех сил пытаюсь не реветь. Глупая ты, Ив. Непроходимая дура. Сама себя загнала в безвыходную ситуацию. Какие бы решения теперь не принимала, всё будет неправильным.

Кот смотрит на меня и злится.

— Пр-р-р-роклятье, Ив! Ты же понимаешь, что теперь не смогу. Как мне будет дальше жить, зная, что одна мелкая плакса потом все глаза себе выплачет?

Из меня как будто весь воздух выбили.

Резко, с усилием, заставляю себя втянуть хоть немного в лёгкие. А потом так и не могу сдержать порыва — тяпка падает куда-то в грядку бархатцев, я делаю шаг вперёд, обнимаю своего кота за руку, прижимаюсь к ней всем телом и трусь мокрой щекой о плечо.

Он фырчит и вырывает руку из моих неуклюжих объятий.

— Отстань! Надо мне и правда отсюда побыстрее делать ноги. Сам на себя уже становлюсь не похож. Тьфу, размяк! Того и гляди начну жрать твои редиски.

Я ужасно смущаюсь, принимаюсь торопливо искать тяпку в кружевных зарослях зелёной листвы, из которой тут и там торчат оранжевые венчики. Наконец, выуживаю её и поднимаю в вертикальное положение.

Кот никуда не уходит, наблюдает за моими странными телодвижениями.

А я понятия не имею, чем заполнить слишком странную и неловкую паузу.

— Ты не голоден? Там брат гостинцев притащил… ой!

Понимаю, что ляпнула не то, когда серебристые глаза стреляют в меня злыми искрами.

— Думаешь, я к ним притронусь?

Решаю деликатно обойти молчанием тему о том, кто съел все персики.

А он сцепляет пальцы в замок, потягивается, хрустит, и в глазах появляется кровожадное выражение.

— Я лучше пойду, поохочусь!

Тяпка во второй раз падает у меня из рук.

Он ее поднимает сам и аккуратно ставит к стене хижины. Вздыхает, замечая панику на моём лице.

— На зайцев. Только на зайцев, малыш. Не дрейфь!

Протягивает руку, осторожно ловит мою щёку в чашу своей ладони, гладит большим пальцем украдкой.

А затем, поколебавшись, склоняется ко мне. Накрывает своей тенью.

Целует коротким нежным поцелуем. Задерживается — ровно одно длинное мгновение, прежде чем оторваться от моих губ. А глаза серьёзные-серьёзные.

Это больше не поцелуй-соблазнение.

Это — поцелуй-нежность.

Поцелуй-прощание. И обещание вернуться скоро.

Меня этот лёгкий, невинный, почти будничный поцелуй бьёт в самое сердце, не могу пошевелиться. Оказывается, мы с ним вот так просто и незаметно перешагнули эту черту? Когда я даже не знаю его имени, но мы уже — не чужие люди. Этому нет названия, кто мы друг для друга. Но он уже знает, что имеет право вот так в любое время меня целовать. А я принимаю это как само собой разумеющееся.

Чужак уходит в сторону леса грациозной кошачьей походкой.

А я остаюсь стоять как столб и смотрю в его убийственно-красивую спину.

Прежде, чем выйти за калитку, он развязывает узел на поясе и одним движением небрежно закидывает простыню на забор, чтобы надеть по возвращении.

С двухсекундной задержкой я отворачиваюсь, краснея кончиками ушей.

Потом бросаю короткий взгляд через плечо. Потом скорее отворачиваюсь обратно, краснея теперь уже вся до корней волос.

Ну мне же нужен новый материал для моей тетрадки наблюдений, в конце концов!

* * *

Я успеваю и салат приготовить, и овощи стушить, и даже полы помыть во всей хижине — кажется, чужак не только поохотиться вышел. То ли бродит вокруг, думает, то ли разведывает обстановку. В любом случае, с каждой минутой ожидания градус моей тревоги повышается, грозя пробить максимальную отметку моей внутренней шкалы.

Бегаю украдкой к окну каждые две минуты — и всё равно пропускаю момент.

Да уж, это не мой брат с его тяжеловесной походкой и громкими сапогами!

Кот подкрадывается на мягких лапах, как и положено коту — и его возвращение я обнаруживаю только, когда мне прямо на ухо мурлычат:

— Я дома!..

Подскакиваю от неожиданности и чуть не даю ему поварёшкой в лоб.

Он прыгает в сторону, что-то бурча себе под нос про слишком травмоопасных девушек. А в руках снова дохлая живность — в этот раз голодный кошак припёр из лесу барсука. Мысленно прошу у матери-природы прощения за то, что привечаю это ненасытное существо у себя дома. Ну да ничего, всё равно же скоро уходить собрался. Есть надежда, что к тому времени не всю живность мне в округе сожрёт.

— Ты бы вышла! Буду его свежевать, ещё чего доброго, в обморок хлопнешься.

Отворачиваюсь поскорее, давя дурноту, а сама решаю, что приготовить заодно и кашу на утро — вполне себе неплохая идея.

— Потерплю как-нибудь.

Я не хочу терять время рядом.

— Тогда признавайся, где у тебя сковородки спрятаны? Не кухня, а какой-то склад того, что не поместилось в лаборатории. Ты уверена, например, что заспиртованным ящерицам место среди банок с крупой?

— Они больше никуда не помещались, — оправдываюсь извиняющимся тоном, а сама пытаюсь судорожно вспомнить, куда запихнула сковородку. Я всё как-то варю, да тушу. Вредная жареная еда у меня крайне редко бывает. Но похоже, в комплекте с вредным котом — без вариантов.

— А, вспомнила! Под печкой валяются.

Я наклонилась и долго копалась, чтобы достать… а когда разогнулась и обернулась торжественно вручить… натолкнулась на такой кошачий взгляд, судя по которому, про ужин там уже благополучно забыто.

Так.

Очередной пункт в тетрадку наблюдений.

Ни под каким видом не поворачиваться к врагу тылом. Тылы всегда должны быть защищены.

— Спасибо! — мурлычет хищно сверкающий глазами кот, делает шаг, вытаскивает из моих ослабевших пальцев сковороду и аккуратно откладывает её в стороночку. — Ты, кстати, сажей перемазалась. Я помогу.

И прежде, чем успеваю пикнуть, меня надёжно фиксируют за талию две быстрые лапы, чтоб не рыпалась, а наглая кошачья морда склоняется ко мне — и протяжным движением слизывает что-то с левой щеки.

Я охаю.

Упираюсь ладонями ему в грудь.