Американка - Хэдди Гудрич

карандаша для глаз. Я избегала ее взгляда, но она и не смотрела ни на кого: ни на меня, ни на сына, ни на собаку, которая подошла к хозяйке с беспокойным видом. Анита смотрела вверх и повторяла нараспев: «Почему, почему, почему?»

Я не знала, что случилось, но чувствовала, что ответа на ее вопрос не существовало. Это был настолько огромный, всеобъемлющий вопрос, что он пугал, как океан. Но одновременно это был и единственный вопрос, который вообще стоило задать миру.

— Потому что ты доверяешь людям и веришь в их доброту. — Умберто, наливая Аните стакан воды, чувствовал, что был обязан ответить на бесконечный ее вопрос. — Держи.

Он поставил стакан перед матерью, и Анита наконец отвела взгляд от потолка. Стакан вернул ее к суровой реальности, в которой на столе стояли тарелки с остатками рыбы и лежали недоеденные куски хлеба. Анита какое-то время рассматривала стакан — может, была поглощена игрой света на стекле, маленькими пузырьками воды. Потом она тихо произнесла:

— Вы тоже.

— Что мы тоже?

— Вы с Рикки. Вы тоже доверяли Даниеле.

— Да, постепенно мы его приняли. А зря. Пей.

Анита не отреагировала. Может, у нее не было сил поднести стакан к губам. А может, она не понимала, что ей говорили. Так бывает, когда у тебя температура и чужие слова кажутся бессмыслицей, никак не связанной с реальностью.

— Один глоток, — Умберто возвышался над Анитой, закрывая ее своими широкими костлявыми плечами, накрывая ее своей большой тенью.

— Не хочу.

— Надо. Ты уже потратила слишком много слез на этого мужчину. Ты должна пить, должна есть, должна продолжать жить. Как раньше и лучше, чем раньше. Иначе он выиграл.

При этих словах Анита начала чесать запястье с браслетами, словно у нее появилась сыпь. Она злилась, это оказалось слишком тяжелым движением для ее ослабевшего тела.

— Умбе, помоги мне снять этот золотой браслет. Вот этот.

Умберто наклонился и расстегнул браслет так нежно, словно отец, который снимает с ребенка пластырь.

— Так лучше?

— Да. Теперь выброси его.

— Что?

— В мусорку.

Умберто замер на месте с золотой нитью браслета в руках. Он издал нервный смешок и поправил очки. Он, очевидно, был в замешательстве и настолько сбит с толку, что начал говорить на диалекте. Умберто заявил, что украшения не выбрасывают, а продают; упомянул о высокой пробе золота и стоимости браслета, а потом произнес сумму, на которую можно набить холодильник на неделю вперед.

— Мне плевать на деньги, — ответила Анита.

— А зря.

— Выброси его, ради бога. У меня нет сил.

Умберто вздохнул.

— Хорошо, я его выкину. Но только если ты выпьешь этот стакан воды. — Он бросил на меня быстрый взгляд, словно говоря, что мама не в себе и нам надо сделать вид, что мы с ней согласны.

В этот момент я вдруг вспомнила о себе. Я так старалась следить за извилистой нитью их диалога, что забыла о своем присутствии на кухне. Забыла, что я тоже, хоть и совсем немного, участвовала в происходящем. Наверное, ей звонил Даниеле. Но я не могла представить, какие ужасные слова могли заставить Аниту издать этот животный вопль, сложиться пополам на полу, вызвать чесотку на запястье и навязчивое желание выкинуть золото в мусор. Я не понимала, почему Умберто так настаивал на этом стакане воды. Неужели правда можно потратить всю жидкость в организме на слезы? Неужели любовь может высушить тебя изнутри?

Умберто аккуратно положил украшение на горку очисток от фенхеля и рыбьей требухи, потом с вызовом скрестил руки. Анита взяла стакан и сделала крошечный глоток, едва смочив губы. Но это ей помогло. Она посмотрела на нас уже осмысленно и произнесла тихо, но уверенно:

— Даже не думайте достать потом браслет из мусора, ясно? Оставьте его там, он ничего не стоит. Мужчина, который мне его подарил, — пустое место. Мне не нужен человек, который боится сказать мне правду в лицо.

— Молодец, — сказал Умберто удовлетворенно, поглядывая на пакет с мусором. — Даниеле оказался человеком, которому нельзя доверять. Мы не можем даже верить тому, что он тебе сказал. Что это за волшебное исцеление? Он нас держит за дураков?

Анита снова принялась изучать идеально чистую воду в бокале. Она сделала еще один глоток и прикрыла глаза рукой.

— Девять лет я любила тело и душу человека, а теперь я даже не знаю, кто он.

— Да… что поделать. Если жители Граньяно могли так ошибиться с немцами, то и ты тоже можешь, — заметил Умберто.

Я посмотрела на него в замешательстве, и он объяснил. Во время войны немецкие солдаты вошли в Граньяно и шли по виа Рома. Жители города подумали, что это американцы пришли их освободить. Люди вывесили свои самые красивые скатерти, как делали на праздниках, открыли все фабрики, чтобы одарить пастой «спасителей», как героев. Спагетти, вермичелли, паккери, страччетти, фузили с дыркой, моццони ди кандела — свежая паста на любой вкус.

— Иллюзия есть первое из всех удовольствий, — заключил Умберто. — Вольтер.

— Пожалуйста, Умбе, заканчивай со своими умными комментариями и убери от меня эту воду, — раздраженно заметила Анита, — Теперь мне нужно кое-что покрепче. Будь добр, позвони Луизе, пусть она придет. И иди собираться, а то опоздаешь в ресторан.

Бросив взгляд на часы, Умберто вскочил. Я услышала, как в коридоре он взял телефонную трубку, нажал на рычаг и наизусть набрал номер лучшей подруги матери. Быстро объяснил, в чем дело, положил трубку и пошел в ванную. Перед выходом из дома он заглянул на кухню.

— Я возьму машину. Так я буду уверен, что ты ничего не натворишь.

— Ключи на столике.

— Я могу ехать спокойно?

— Да.

Умберто поцеловал нас по очереди, а мне еще и подмигнул, указывая на корзину для мусора. Как только он закрыл за собой дверь, Анита перестала сдерживаться. Как и хотела с самого начала, она начала рыдать, щуря глаза при ярком свете неоновых ламп, и снова раскачиваться на стуле, обхватив руками живот и повторяя в потолок, словно была одна: «О, Мадонна, Мадонна!»

Теперь я поняла, что болит у нее не живот, а все внутри.

* * *

Я уже почти закончила мыть посуду, когда пришла Луиза. Привычным движением она положила сумку на стул, где обычно сидела. Хмурясь, она спросила:

— Ани, что случилось? На тебе лица нет. Умберто сказал, что это срочно.

— Выпьем кофе, потом тебе расскажу. Фри, ты умеешь гейзерной кофеваркой пользоваться?

— Нет.

— Подожди, сейчас я тебе покажу.

— Сиди, — сказала Луиза, кладя руку на плечо подруги. — Я ее научу. Мне это только