(не)вернуть. Цена искупления - Анна Гранина

Глава 12.

Максим.

Коридор больницы давит своей стерильной тишиной. Минуты тянутся, как вечность. Каждая секунда отдается в голове гулким эхом, складываясь в часы, которые не кончаются. Я сижу, уткнувшись локтями в колени, сжимаю руки в замок, чтобы не разбить себе кулаки о стену. Хочется что-то делать. Бежать. Кричать. Рвать и метать. Но я бессилен.

Там, за этой белой дверью, потерялась в лабиринте множества кабинетов, Вика. И наша дочь. Две моих самых дорогих женщины. И от меня сейчас не зависит ничего.

Бессилие — оно убивает. Я не привык быть тем, кто просто ждёт. Всю жизнь я всё контролировал. Всегда. Всё. Всех. Кроме неё. Кроме неё одной, потому что Вика — мой свет.

Когда темно, когда всё рушится — она просто рядом. И становится легче. Она — моё тепло.

Её голос, её руки, даже её молчание — всё греет.

Она — мой дом.

Не стены. Не вещи. Она — место, куда хочется возвращаться. Каждый раз. Без причин. Без слов.

Она — мой воздух.

Иногда я думаю, что дышу, только когда прикасаюсь к ней.

Она — моя тишина.

Та, в которой нет страха. Нет боли. Только покой. Спокойствие в груди, когда смотришь в её глаза.

Она — мой хаос.

Потому что может взорвать изнутри. И только потом собрать по кусочкам — так, как никто другой.

Она — моё "навсегда".

Даже если ненавидит. Даже если спорит. Даже если сердится — я знаю. Она моя. И я её.

И я её полюбил именно такой.

Я никогда не думал, что вернусь в эти больничные коридоры в таком состоянии — не как уверенный мужчина, не как человек, решающий все проблемы, а как сломанный до основания мужик, у которого под кожей всё ноет от страха.

Только бы с ней было всё в порядке.

Потому что без неё — никак. Никак вообще.

Я поднимаю голову, прислоняюсь затылком к стене, закрываю глаза. И — как вспышка из прошлого — память выбрасывает тот вечер. Нашу первую встречу.

Гремит музыка, свет прожекторов пляшет по стенам, а она стоит у стойки, в красном платье и плаще — Красная Шапочка. Серьёзная, красивая, недоверчивая. И такая притягательная. Я подошёл и сказал:

— Я тебя съем.

Она, не моргнув глазом:

— Не подавишься?

Никогда не верил в любовь с первого взгляда. Её и не случилось, так думал долго. Она меня не поразила, не сразила наповал, нет. Она просто вошла — как свежий воздух в душную комнату. Как смысл в бессмысленную суету. И осталась.

Мы смеялись в ту ночь, спорили, она язвила, я отвечал. Потом я впервые увидел, как у неё дрожит подбородок, когда она боится показать, что ей “не всё равно”. И это не пугало — это привязывало. До судорог, до одержимости.

Медсестра проходит мимо, я вскакиваю:

— С ней всё хорошо?

Она лишь качает головой, мол, подождите.

Я снова сажусь. Лоб на руки.

Сколько лет мы вместе? Сколько всего пережили? От взлётов бизнеса до бессонных ночей с младенцем на руках. От слёз усталости и слёз после неудачных попыток ещё раз забеременеть до тех, что Вика скрывала в подушку, думая, что я не замечаю. Но я всегда замечал. Просто не знал, что мне делать.

Я никогда не был многословен. Для меня чувства — не слова. Я доказывал любовь делами. Крышей над головой, заботой, защитой. Пока однажды не понял, что Вике нужны были не только действия. Ей нужны были слова.

Когда я впервые сказал: «Люблю»?

Ромка. Только что родившийся, орущий, сморщенный комочек жизни в моих руках. Я стоял, боясь дышать, и смотрел на него. А потом посмотрел на жену. Уставшую, но сияющую. И тогда, только тогда, впервые сказал:

— Я тебя люблю, Вика.

Она расплакалась. А я… а я охренел вообще от всего. Потому что до этого момента думал, что и так всё ясно. Что если я рядом, если я живу ради неё — это и есть любовь. Но Птичка ждала этого признания. А я, дебил, не понимал его важности.

Мне хочется выть.

Но я просто сижу и жду, потому что другого выхода у меня нет. Потому что это мой крест сейчас — ждать и молиться, чтобы хоть раз судьба была на моей стороне. На нашей стороне.

Дверь открывается.

Я вскидываюсь с места так резко, что едва не теряю равновесие. Выходит врач — в хмуром лице усталость, в глазах — что-то тяжёлое. Он медленно снимает шапочку, подступает ближе.

Сердце падает куда-то вниз, я чувствую, как холод ползёт от позвоночника вверх.

— Что с ней? — спрашиваю хрипло, и сам не узнаю свой голос.

Врач смотрит на меня. Молчит секунду. Потом делает вдох.

И всё замирает.

Ох девочки…очень тяжело мне даются эти главы. Очень.

Саундтрек к главе, под него писала: МАЧЕТЕ “Никуда не смыться” почти всю книгу пишу под МАЧЕТЕ… там столько смыслов‍

Глава 13.

Максим.

Мир вокруг сжимается в комок.

Он идёт ко мне, и я понимаю: если сейчас скажет хоть слово не тем тоном, я… не знаю, что со мной будет.

— Что с ней? — спрашиваю хрипло.

Голос мой сиплый, словно через ржавые трубы пробирается наружу. Я стою, сжав руки в кулаки, будто это поможет сдержать хаос внутри.

Врач смотрит прямо, честно, без суеты. Его глаза уставшие, в них столько дежурных объяснений, столько историй, что он, наверное, уже не помнит лиц. Но сейчас он смотрит на меня. И это взгляд, в котором нет фальши.

— Был судорожный приступ. Мы быстро его купировали. Она в сознании. Состояние стабилизируется.

Я хватаюсь рукой за стену, потому что подкашиваются колени. Холод проникает под кожу. Но я не падаю.

— Она… жива? — слова едва срываются с губ.

— Да. Сейчас в реанимации. Под наблюдением, — говорит врач спокойно. И всё-таки его лицо остаётся настороженным, сдержанным. Как