Флоридский ветер перемен - Лиза Гарм

— Тайлер? — Слышу нерешительное со стороны дверей. Прощаюсь с поэтичными мыслями и перевожу взгляд на Сюзан.

Когда пауза затягивается, приходится подстегнуть грубостью:

— Говори уже!

— Саша…

Одно имя и воздух спирается в легких. Четыре буквы врезаются в сознание, как раскаленный меч в сердце — все рецепторы обостряются, пульс заходится бешенным ритмом.

Пытливо смотрю на своего агента, чувствуя необъяснимое черное чувство, поднимающуюся откуда-то с дальних засекреченных полок — бледный вид Сюзан добавляет остроты моим нервам.

— Ну же, Сюз! Что ты тянешь??

— Она в полиции, — Глухо роняет. — Пишет заявление на Билла… Сидмана. Кажется, о покушении…

Смотрю на агента и мечтаю, чтобы мне это все послышалось. Мать вашу, я впервые мечтаю, чтобы реальность мне приснилась.

Гордость как рукой снимает.

Хватаю телефон с лавки и наряду с наркоманами ищу её имя трясущимися руками.

Длинные гудки и пустое ничего. Набираю снова и снова до тех пока нервы не лопаются, и я просто не запускаю телефон в стену.

— Блядь, где она?? Что с ней? Как ты узнала?

— Тайлер, успокойся. Она цела… от госпитализации отказывается. Подробности дадут позже.

— Она тебе позвонила? С какого номера? Дай трубку!

— Нет, полиция связалась со мной. Мы же её работодатели и они обязаны были оповестить… Я тоже не смогла дозвониться до неё.

— Блядь! — Мозг сходит с ума от адреналина в крови, запредельный уровень тестостерона требует разнести череп Сидмана прямо сейчас.

— Где он? Где эта тварь?

— Ищем, — Мексиканец появляется в дверях. — Полиция тоже разбросала ориентировки.

— Самолет, Маркус! Мне нужен самолет! Ищите, где угодно, я должен быть в Майами уже сегодня, набери Стромса — заплачу ему любые бабки!

— Тайлер, успокойся, — Как они меня бесят с этим успокойся! Сейчас разнесу к херам всё здание! — Уже все найдено, но аэропорт даст вылет только через три часа. Нет окон раньше этого времени, вообще никак, власти не смогли помочь.

— Охрану к ней приставить. По максимуму!

— Уже, наши люди выехали с Майами в Корал.

— Сука! Я убью его!

Хрен знает, как я дождался вылета. Вообще плохо помню, как добрались до аэропорта.

Мой техасский друг, любезно согласившийся вылететь в Майами днем раньше, пытался успокоить меня своими излюбленными методами. «Кокс — всему голова» — кредо этого мажора, именно по этой причине я терпеть не могу селебрити-тусовки.

Когда в моих руках оказалась копия протокола, почувствовал привкус стали на языке. Хер знает, может это был выброс трупного яда от моей гниющей натуры.

Я тихо охуевал, зачитывая заявление, которое Саша оставила в полиции. С каждым словом всё больше хотелось перерезать себе глотку.

Сука, я ненавидел себя. Ненавидел на столько, что хотелось всадить нож в грудину.

Ненавидел за все дерьмо, которое притащил в жизнь этой девочки.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ненавидел за тупую гордость, за потерянное время. За то, что не был рядом, когда она нуждалась в этом больше всего.

Когда глаза зацепились за имя Кимберли, я почти потянулся за стволом — рука дернулась всадить себе пулю, потому что свою девочку спасал не я. В том сраном доме был кто угодно, только не я.

Я не знал, как смотреть ей в глаза. Я дал обещание и впервые не выполнил его. Я так налажал, что даже не надеялся на прощение. Сейчас я больше всего хотел, чтобы она осталась в безопасности до конца своих дней. И неважно, буду я в этих дня или нет — лишь бы Саша была счастлива.

Я испытывал такое отвращение к себе, что не было возможности отыскать хотя бы один аргумент для того, чтобы оставаться её мужчиной дальше.

Я — эгоистичный подонок, и мне нет оправданий. Я не заслуживаю её.

Участь моя — гореть в адском пекле своей собственной гордости.

— Она в отеле, вместе с Кимберли Доунс, — Голос Сюзан долетел эхом до опрокинутого сознания.

Смутно помню посадку, но очень хорошо помню, как гнал машину до Корала.

Желание видеть её и вырвать себе сердце глушили одновременно, сложно понять, чего мне хотелось больше.

Когда я добрался до отеля — отвращение к себе возросло.

Когда я ворвался в номер — желание убить Билла встало на первый план: синяки на кукольном личике запустили карусель диких ядовитых эмоций, отрава потекла по жилам. Я ненавидел себя до черноты в глазах.

А когда она сорвалась в мои объятия и доверчиво прижалась к груди — осознал окончательно: я недостоин этой девочки. После всего дерьма, она смогла найти силы приблизиться и всё ещё искать защиты.

Прижимал к себе и не мог выдавить ни слова. Яд заполнял каждую клетку моего тела, отвращение разъедало душу. Держал её в руках и мысленно кромсал своё сердце.

В голове — пустой лист, не считая лишь одной мысли, которая курсировала без остановки — я должен был увидеть Сидмана в гробу, и неважно, что мне за это будет.

Глава 74

Вливаю третий стакан горького пойла, но легче не становится.

В десятый раз прокручиваю слова врача и глушу адские порывы: сотрясение, переломов нет, ушибы. Они звучат на повторе и заставляют действовать, не откладывая.

Сотрясение, синяки и ссадины… на кукольном личике. Как я могу простить себе такое?

Вливаю четвертый стакан — горечь обжигает глотку, а желание вынести себе мозг только крепчает. Я хочу видеть свою собственную кровь на той дальней стене.

Долбанный джаз делает мое пребывание в пустом баре многообещающим — давно я не искал утешения в алкоголе.

Двадцатый звонок от тренера, а я все еще не могу убедить себя в нужности этого разговора. Уважение к Маку безгранично, да только я и так знаю, что он скажет. Нужна ли мне вся эта философия?

Пятый стакан и я все-таки снимаю трубку.

— Тайлер! — Слышу уставший голос Мака. — Зачем нервы портишь мне?

— Случайно вышло, занят был, — Небрежно роняю, заказывая шестые пятьдесят.

— Чем?

— Разбором своего психологического портрета.

— Тайлер, — Тяжелый вздох тренера как очередное чувство вины — его редко услышишь, а причина снова — моя гнилая натура. — Я дольше живу на этом свете, не существую, а именно живу. Что помогает мне получать опыт, благодаря которому рождается мудрость. Так вот послушай меня и прислушайся: ты ни в чем не виноват, таков был план Сидмана, он давно искал твое слабое место, и нашел его совсем не там, где надо было — это трусливые методы. И за них он будет нести клеймо позора до своего последнего вздоха. Такое предсказать невозможно было. Включи