Флоридский ветер перемен - Лиза Гарм

— Я убью его, — Равнодушно прерываю тираду тренера.

— Не убьешь. Он пойдет по закону. Столь гнилого поступка от Сидмана не ожидал даже его тренер, поэтому перестань винить себя.

— Хватит, Мак. Я виноват, и гордость моя — бремя моё…

— А ещё хороший учитель. Теперь ты познал причину, по которой гордыня считается одним из смертных грехов — она отбирает у человека его собственное счастье и обрекает на омертвелое существование. Теперь ты меньше будешь защищать корону на своей голове, зато больше слушать, слышать и понимать других людей.

— Спасибо, папочка, — Усмехаюсь и опрокидываю стакан залпом.

— Перестань заливаться алкоголем, он даст облегчения на пол часа, а заберет чистый разум на ближайшие три дня.

— Угу, — Прошу бармена обновить.

— Иди спи, Тайлер. Все обошлось, твоя женщина цела, находится под надежной защитой. Твоя лучшая месть — хладнокровно сокрушить его на ринге, не подаваясь эмоциям — именно это добьёт его окончательно. А после полиция добавит ему сахара в жизнь и отправит в камеру, где очень не жалую подонков, которые поднимают руку на женщин.

— Хорошо, — Отвечаю тренеру, а в голове ставлю четкую цель сделать этот бой для Сидмана последним — если этот поединок состоится, живым он с ринга не выйдет.

Мак ещё что-то говорит, но я уже не слушаю. На автомате прощаюсь с тренером и откидываюсь на спинку барного стула. Седьмой стакан появляется в поле зрения, и только после этой дозы туман наконец застилает мое сознание. В голове появляется пустота, месть располагается на коронном месте, но больше не требует ускориться. Всему своё время.

Оглядываюсь по сторонам, цепляя глянцевые стены, и снова задаюсь вопросом: что я тут делаю? Саша сладко спит, утомленная кучей обследований и немалыми количеством лекарств, а я сижу в баре отеля, напиваюсь, и думаю о том, с каким кайфом буду смотреть в глаза Сидману, когда его мозг озарится последней вспышкой.

И похер, что будет потом, лишь бы она осталась в безопасности.

Растираю свою мерзкую рожу и встаю со стула. Туман почти сразу рассеивается, от чего тянет усмехнуться, ведь прав был Мак — облегчение наступает ненадолго.

Ноги малость заплетаются, больше от усталости, но я упрямо прусь вперед, мечтая увидеть девочку, за которую готов отдать свою жизнь и свободу.

Я просто посмотрю на неё, не притронусь, лишь послушаю плавное дыхание.

С заминкой тыкаю пальцем в кнопку лифта, будто сомневаюсь, и обреченно жду железную коробку, которая привезет меня к лучшей девочке на свете.

Простит ли она меня когда-нибудь?

Я пойму, если нет…

Мягкие ковры поглощают мои шаги и делаю мое бренное тело безжизненной тенью. Прохожу мимо номера Ким, с которой мне ещё предстоит разобраться, ибо я ни капли не верю, что она там оказалась случайно, и иду дальше в конец коридора.

Саша бойко билась за свое право остаться на ночь вне больничных стен. Могу понять, они осточертели ей — нескончаемая вереница трагедий и медицинских халатов за эти недели.

Бесшумно вхожу в номер, прикрываю дверь, и тихо продвигаюсь ближе к кровати. Дальний ночник кидает мягкий приглушенный свет на бледное личико, огромный синяк на правой скуле запускает цепную реакцию — желание убивать снова покушается на мою волю к действиям.

Сидману не выйти живым.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хочу прижать её к себе, да боюсь навредить.

Зависаю у стены, с жадностью блуждая по любимым чертам — даже усталость и ссадины не способны забрать у неё красоту. Светлая душа всегда будет преображать физическую оболочку.

Скольжу по любимым губкам, перебираюсь к аккуратному носику, рисую взглядом по любимым волосам — как же я скучал по ней. Насколько сильно, понимаю, только когда вижу.

Отрываюсь от спящей красавицы и отхожу от стены, не желая тревожить её сон. Прикроватная кушетка тянет уместить на ней свой зад, и я бесшумно опускаюсь, зарываясь пальцами в волосы. Гниль разъедает изнутри, не могу принять свой промах.

Впервые мечтаю о каком-то чуде и возможности отмотать время назад — я должен быть там, я должен уберечь свою девочку.

— Тай… — Слышу слабый голосок и чувствую очередной укол в сердце — все-таки разбудил.

Встаю с дивана и иду к ней:

— Что-то болит? Пить хочешь?

Сажусь рядом и убираю длинные волосы назад, в который раз пытаясь заглушить злобу при виде иссиня-фиолетового пятна на пол щеки и царапин на виске.

— Нет, ты почему не спишь? — Смотрит на меня так внимательно, будто душу разглядывает.

— Не хочу, — Двигаюсь ещё ближе, чтобы насладиться блеском бесподобных глаз.

— Ты пил?

— Немного.

Саша молчит, а я не отказываю себе в удовольствии прикоснуться к мягкой коже. С упоением веду по приоткрытым губам, в душе переживая муки агонии от своей бесполезности в этом мире.

— Ты не виноват, Тайлер, — Глухо роняет, а я лишь усмехаюсь. Сговорились переубедить меня в очевидных вещах, да только вряд ли их цели будут достигнуты. Я всегда останусь при своем мнении, таков мой характер.

Но сейчас спорить не хочется. Молчу, продолжая запоминать каждую деталь восхитительного лица.

— Тай… — Шепчет настойчивее. А потом пытается подняться, чтобы сесть в постели.

— Не надо, детка, — Тяну её обратно, встречая сопротивление. — Тебе нужно лежать. Отдыхай, мы завтра обо всем поговорим.

— Нет, — Отталкивает мою руку и устаивается в кровати. Приходится лишь мириться с упрямым русским характером…

А когда её теплые ручки ложатся на мои — подыхаю под нависающей тяжестью грядущих дней, ведь без неё они будут пустыми и безликими.

— Хочу к тебе, — Произносит едва слышно, и я как верный пес делаю то, что она просит, перетаскивая легкую фигурку к себе на колени.

Запускает свои тонкие пальчики в мои волосы, чтобы оттянуть голову и заставить смотреть в её глаза, но я и так тону в них. Видеть эту теплую синеву — как смысл для моей жизни.

— Пообещай мне, — Тихо говорит и смотрит так пристально. — Пообещай, что не будешь трогать Билла.

Молчу, потому что однажды уже дал пустое обещание. Больше не получится…

Она ждет, а я веду пальцем по мягкой губе, наслаждаясь нежностью и вспоминая сколько раз они податливо раскрывались под натиском моей жажды. Она всегда пылко отвечала на мой напор — устоять от помешательства не было возможности. Бархатистость её сладкого языка вызывает во мне дикую жажду и нескончаемую боль, мешаясь в кучу.

— Пожалуйста, Тайлер…

— Не могу, — Мягко отвечаю и продолжаю наслаждаться присутствием женщины, которая перевернула мой привычный мир.

— Тай,