Личный маг для Наследника. Эхо погибшей цивилизации - Дарья Верескова

в свой адрес. Считали ли меня любовницей Райлена? Той, что сподвигла его на измену «Красной Сольвейг»? Кто знает. Но на всякий случай я держала голову высоко и вела себя уверенно, не позволяя себе показывать ни капли слабости.

Мне нет до этого никакого дела.

Мне нет до этого никакого дела…

— Даниэла, — дверь мне открыл сам Дравнор, широко улыбаясь, сверкая белоснежными зубами и идеально чистой, богатой одеждой — яркой, украшенной, словно он принарядился специально ради меня.

Он держал дверь открытой, но я вопросительно кивнула на свою кобылу, и, всё так же улыбаясь, Дравнор позвал конюха — надо же, у него даже такой был.

— Орин сейчас с учителем, — пояснил он, провожая меня в большую, залитую светом комнату с несколькими скамьями, обтянутыми тканью, под которой, к моему удивлению, оказались мягкие подушки.

Заметив мои приподнятые брови, торговец усмехнулся:

— Приобрёл в Ксин’тере. К нам поступает всё больше необычной мебели, качество — невероятное. В основном с земель герцога Дрейгорна, и из региона, что зовётся Синяя Трясина, — он покачал головой, будто и сам не мог поверить, что нечто столь утончённое могло родиться в месте с таким названием.

Синяя Трясина?

Именно туда меня звала баронесса д’Арлейн — та, которую мы когда-то похитили по приказу ярла Ярвена. Я совершенно забыла о ней. Но, судя по всему, знания из хранилища данных, что она получила, она направила в неожиданное русло.

Она ведь даже рассказывала, что рядом с её землями находятся бывшие территории землян, и что там сохранилась медицинская капсула. Неработающая, по её словам, медицинская капсула.

— Война войной, а торговля — по расписанию, Даниэла. Так было и так будет всегда.

Мне показалось, или за этими словами скрывался какой-то иной, более глубокий смысл?

Мне показали комнату, где я могла освежиться, предложили переодеться. Орин прибежал примерно через полчаса и, не теряя ни секунды, начал засыпать меня вопросами о мести, говоря, что не смог продолжать урок, как только услышал о моём возвращении.

— Всё хорошо, Орин, — я едва сдерживала улыбку, желая поскорее рассказать ему хорошую новость. — Те, кто ответственны за смерть папы, наказаны.

— А мамы? Это были разные люди? — мальчик за это время заметно похудел, лицо осунулось, побледнело, будто он почти не выходил наружу. — Мы должны отомстить, Дани, как и полагается детям Севера! Отправимся прямо сейчас!

В его голосе слышалась мольба — такая, словно он мечтал покинуть это место немедленно. Я внимательно осмотрела брата, но не нашла ни единого следа дурного обращения.

Наоборот, Орин был одет в богатую расшитую тунику и тёплые штаны, а на запястье у него болтался симпатичный металлический браслет.

— Она может быть жива, Орин. Я верю, что жива, — я отодвинула прядь тёмных волос с его лица и улыбнулась. — Скажи, с тобой плохо обращаются?

— Что?! — казалось, сама мысль о том, что Синье жива, стала для него потрясением. — Нет, хорошо! Мы поедем за мамой? Дани, поедем прямо сейчас!

От волнения он начал быстро дышать, отступил назад, вновь и вновь прося меня уехать немедленно. В какой-то момент его голос стал прерываться кашлем, и детское лицо скривилось от боли.

— Дравнор! — крикнула я, и торговец тут же оказался рядом. Не один — в его руках был отвар из бризоцвета, словно он знал заранее, что произойдёт, или, быть может, делал это уже не в первый раз.

— Сейчас, выпей, — я поднесла к брату резную деревянную кружку, и он начал пить жадно, торопливо, сдавленно. — Мы отправимся, Орин. Как только ты немного придёшь в себя и моя лошадь отдохнёт.

Я прижала брата к себе, чувствуя, как он слабо сопротивляется, не желая показывать слабость — ни мне, ни Дравнору. Но я не отпускала его, пока не почувствовала, как тяжёлое, давящее чувство понемногу отпускает.

Я волновалась. И блефовала — почти всё время. На деле я очень сильно рисковала, оставляя Орина здесь. Но верила, что нигде для него не будет по-настоящему безопасно — а уж тем более рядом со мной.

Орин здоров. О нём заботились. Его даже учили. И сейчас…

— Ты не можешь просто уехать, Даниэла, — тихо произнёс за моей спиной Дравнор, и я застыла. А потом медленно продолжила гладить Орина по голове, дожидаясь, пока не утихнет даже самый лёгкий кашель.

Его слова не удивили меня. Напротив — я понимала, что должна как-то отплатить за заботу об Орине. Я собиралась предложить им свои услуги мага, сопровождать караваны, как и прежде, но подозревала, что разговор пойдёт в совсем другом направлении.

— Ярл ждёт тебя завтра, Даниэла. Он знает о твоей настоящей магии.

Я сглатываю, не позволяя Орину смотреть на меня, видеть мои бегающие глаза. А затем, взяв себя в руки, наклоняюсь и с улыбкой говорю братику:

— Подожди меня в моей комнате, Орин. Не переживай за маму. Ты же знаешь, она сильнее многих воинов и умеет выживать в лесу месяцами, если понадобится.

— Нет, я тоже должен знать! Тебя не было так долго, и сейчас…

— Орин… — мы с Дравнором произносим это одновременно, с тем самым тоном, в котором ясно слышится: сейчас не время для споров, взрослым нужно поговорить без него.

— Но… — Орин возмущённо смотрит сначала на меня, затем — на торговца. Но тот лишь покачивает головой, и, притихший, брат уходит. Слишком чинно, совсем не по-Ориновски.

Я хмуро оборачиваюсь к мужчине, не понимая, как за каких-то несколько недель он превратил драчливого, упрямого мальчишку в этого послушного, ухоженного юношу. Он даже начал напоминать мне хорошо воспитанных детей из богатых семей. Это преображение кажется мне чуждым — и оттого неприятным.

— Ему нужна мужская рука, Даниэла. Он не уважает тебя, позволяет себе глупости, не думает о будущем. Как и ты.

— Он ребёнок, Дравнор. И я не его мать. Я — его сестра, — возражаю я, с удивлением вглядываясь в неожиданно серьёзное лицо мужчины, подошедшего ко мне. Он смотрит мягко, по-доброму — смотрит на меня как на женщину, а не как на воина, за которого принимал, пока считал меня Даном.

Хотя, если вспомнить наш последний разговор…

— Давай перейдём к делу. Чего хочет ваш ярл? И что ты говорил о настоящей магии?

Ни за что я не признаю, что обладаю настолько сильным даром. Это немедленно повесит на меня мишень