Рябиновое танго - Надежда Неделина

class="p1">— Э, Макс, ты тут свои карельские замашки брось. Мы не ради забавы здесь комаров кормим, а ради самого продукта — рыбы, — слишком поздно предупредил Максима Вселдыч. — Для чего у тебя за спиной берестяной короб с орляком? Вот туда и бросай рыбу. На привале почистим, посолим, переложим папоротником и дальше пойдем.

По Белой дошли до реки с красивым названием Лебедь. Она была шире и полноводнее. На Лебеди рыбачили мало, потому что короба были уже полны рыбой. Сделали ночевку у костра под открытым небом. На обратном пути не рыбачили. Лишь перед уходом с Белой наловили хариуса, которого уже не солили, а несли свежим. С хорошим уловом до мотоциклов, оставленных в конце дороги, шли тяжело. Максим даже обрадовался, когда их увидел.

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! — смеялся Пашка.

Дорогу только условно можно было назвать дорогой. Глядя на нее, Макс почему-то вспомнил, что рокада — это путь сообщения, идущий вдоль фронта.

— По этой дороге когда-то возили рабочих к самой дальней талонской драге, — пояснил Вселдыч. — Кстати, эта драга за весь свой советский срок службы дала родине если не тонну золота, то добрую ее половину. Представляешь, Макс?

— Не представляю, конечно. А сейчас в Мрассу есть старатели?

— Есть, конечно, подпольщики. Ты у Пашки спроси.

— Я бы купил маленький самородочек, а потом бы посадил его на цепь. Ну, на память, конечно, — пояснил Макс.

— Найдем! — поняв, о чем идет речь, пообещал Пашка.

До Мрассу доехали сравнительно быстро. Теперь Макс имел возможность рассмотреть окрестности. Дорога то петляла среди гор, то с трудом поднималась в гору, то стремительно бежала с горы. Мотоцикл натужно, тяжело преодолевал подъем, зато с ветерком спускался с горы с выключенным мотором. У дороги рос лиственный лес, за которым стеной стояли высокие могучие пихты. Они будто специально выставили впереди себя кокетливые, белоствольные, кудрявые березки, боясь сразу испугать человека своим грозным видом. И горная дорога, и лес существовали гармонично, а бегущий по этой дороге ревущий мотоцикл беззастенчиво нарушал их гармонию и казался маленьким злым монстром.

Анна Михайловна обрадовалась и рыбакам, и хорошему улову. Опять была баня. А потом Макс впервые попробовал жареного хариуса.

— Замечательная рыбка! — комментировал Вселдыч. — Вот еще немного с собой завялим. Отвезешь отцу к пиву. Вяленый и подсушенный хариус получше воблы будет. Кожа с него снимается чулком, косточка отделяется легко, а пластинки филе на свету прямо прозрачные, — рассказывал Вселдыч со знанием дела.

После ужина Пашка принес посмотреть два маленьких слитка золота.

— Это, конечно, не самородки. Так застыло расплавленное золото, — пояснил он.

Макс выбрал каплеобразный слиток, который весил восемь граммов. Он провел аналогию с восьмым месяцем и нашел это символичным.

— А Пашка еще помнит такие времена, когда золото мыть разрешали и принимали по два рубля за грамм. Тогда его много мыли, но далеко не все сдавали, зато все ходили с золотыми зубами, — вспоминал Вселдыч рассказы Пашки. — Если Пашка ехал вставлять зубы, а золота у него было маловато, то он мог пойти к соседу и попросить взаймы. Сосед доставал аптекарские весы, гирьки и отвешивал нужное количество. Веселые были времена!

Следующие два дня они собирались домой: укладывали вещи, сушили орехи, вялили рыбу. Родственники Вселдыча рассмешили их, приготовив им в дорогу по полному рюкзаку орехов. Они не понимали, почему гости берут так мало гостинцев, которые сами еще и добывали.

— Я возьму только два килограмма орехов и несколько шишек как гостинец родителям, — отказывался Максим. — Вот ветку красивую с шишками я бы взял. Но только это, наверное, невозможно? Где ее теперь возьмешь, да и как повезешь?

Но Пашка нашел выход и здесь. За кедровой веткой он сбегал в ближайший лесок и закрепил ее на листе картона, потом из того же картона соорудил большую плоскую коробку с ручками.

— Вези свою ветку! И знай, что нет для человека ничего невозможного, пока он не умер! — философски изрек Пашка и засмеялся.

Прощаясь с гостеприимными хозяевами, Максим пригласил их в Москву.

— Да куда уж нам в столицу?! Мы же недавно с дерева слезли! А вот вы к нам почаще приезжайте! — смеялись они.

— Веселый народ! — заметил Макс, когда они стояли с Вселдычем у вертолета и, прощаясь, махали им руками.

— Это точно! — согласился Вселдыч. — Только ты что-то не очень нынче веселый. Прямо не узнаю тебя, Макс. Может, устал?

— Да нет! Все нормально! Это от избытка впечатлений. Пройдет…

В Спасске из вертолета сразу пересели в автобус, который повез их на вокзал. Максим не отрываясь смотрел в окно и думал: «Что я хочу там увидеть? Едем мы в противоположную сторону от места нашей прогулки с незнакомкой. Почему она не сказала, как ее зовут?»

Глава 6

В этот раз дорога до Москвы показалась Маше очень длинной, почти бесконечной. С попутчиками она познакомилась, но общение с ними сводила к минимуму, хотя это были такие же студенты, как и она, ехавшие в Москву к началу занятий. Маша всю дорогу пролежала на своей верхней полке. Днем она читала, а ночью смотрела в темноту, считала световые блики, появляющиеся и накатывающие волнами у незнакомых станций. Еще никогда ей не было так грустно уезжать из дома. Еще никогда у нее так не ныла тоской душа.

«Конечно, всему виной ссора с мамой», — так объясняла она свое уныние.

Объясняла, но понимала, что есть у ее печали и другая причина.

«Не окажись рядом того москвича, может, все было бы по-другому. Ну проводил бы меня Красавчик до дома, ну разрешила бы я себя поцеловать, — размышляла Маша, уставившись в потолок купе. — Фу, терпеть не могу его мокрых губ! Но на этом бы все и закончилось».

Теперь она знала, что есть губы, которые сводят с ума. Есть руки, которые дарят невообразимую нежность. Есть на свете мужчина, который может повести не только в танце, но и в жизни.

«Забудь! Где он, тот мужчина? Забудь!» — приказывала она себе.

Любая дорога, сколько бы она ни длилась, когда-нибудь да заканчивается. Это закономерно, если это не дорога по замкнутому кругу или лабиринту. Железнодорожную ветку к таковым причислить нельзя, даже если едешь по ней уже больше трех суток, поэтому объявление проводника тоже было вполне закономерным.

— Подъезжаем к конечной станции! — кричал он на весь вагон.

Маше не понравилось слово «конечная». Были в нем какая-то безысходность, тупиковость. Ей сразу явно представился тупик, который часто показывают в американских боевиках, — высокая, толстостенная, непреодолимая преграда на пути. Ей