Хризолит и Бирюза - Мария Озера

причёской — и, наконец, победил, выбив непокорную прядь, упавшую на левый глаз. Он поправил её длинными, тонкими пальцами, украшенными кольцами, — изящным движением, каким мог бы касаться дамского платка — и, не сказав больше ни слова, исчез за тяжёлыми дворцовыми дверьми, ведущими обратно в зал.

Следом за ним остался лишь запах одеколона, отзвуки вечера и немая мысль: да, Криста, пожалуй, не ошиблась. Ум у него и впрямь — весьма выпирающий.

Ещё некоторое время я сидела на мраморной скамье, уставившись в гравий у своих ног и медленно потягивая воду из бокала. Она уже успела потеплеть в моих ладонях — как всё в этом мире, что слишком долго держат при себе.

Ветер становился всё неистовей: с каждой минутой он расправлялся с моей причёской всё решительнее, будто нарочно желал её уничтожить. Пиджак Нивара служил мне если не щитом, то хотя бы временным укрытием от холода — я перестала дрожать, дыхание выровнялось, тело вновь стало мне подвластно.

И именно в этот момент — меня осенило.

В смысле сегодня больше не увидимся? То есть, мне заплатят деньги за то, что я просто была красивой девочкой рядом? Боже, а значит ли это, что потом с меня возьмут в два раза больше и я буду сильно жалеть?

Резко подскочив со скамьи, я хотела было пойти за Ниваром, но чья-то рука остановила меня, ухватив за запястье. Рывок не удался — я застыла, обернувшись на того, кто посмел.

Меня держал молодой человек — чуть старше меня, не более. Его ладонь, тёплая, даже обволакивающая, резко отличалась от привычной сдержанной прохлады спутника вечера. Я попыталась изобразить немой вопрос во взгляде — что вы себе позволяете, сударь? — и, надо признать, жест был понят. Рука тотчас же отпустила меня.

— Прошу прощения, — произнёс он ровно, без суеты, и голос его был на редкость… мягким, как весенний мёд, неторопливо стекающий по ложке. — Я не хотел, чтобы вы бежали за ним.

Он поправил пиджак и отвёл прядь каштановых волос за ухо — аккуратным жестом, не лишённым вальяжной светской грации.

— Лоренц, — добавил он, легко, будто представление не требовало ни титулов, ни орденов. — Лоренц Винтерхальтер.

Он слегка поклонился — галантно, но без преувеличений. При этом его волосы, словно обиженные вниманием, снова выбились из-за уха и упали ему на лоб.

— Очень приятно, — произнесла я сдержанно. — Офелия. Просто Офелия.

Я всё ещё была раздражена, пусть и не настолько, чтобы не признать: он проявил корректность. В голосе его не чувствовалось нажима, а в манерах — агрессии. Скорее уж, лёгкое изящество, присущее тем, кто ссориться попросту не привык.

— Вы, позвольте спросить, всех незнакомок за руки хватаете? — я потёрла запястье и свела брови к переносице, изобразив недовольство настолько красноречиво, насколько позволяла сложившаяся обстановка.

— Только если они бегут в пропасть.

Я нахмурилась еще сильнее и, казалось, впервые посмотрела на его.

— Искренне прошу прощения, — опешив, отозвался он с тем видом, будто извинялся за неудачно поданный бокал, — не рассчитал силы, и, видит Род, не имел дурного умысла. Просто… мне было невыносимо видеть, как вы бросаетесь вслед тому, кто не удостоен ни взгляда, ни шага.

Он слегка пожал плечами и, заведя руки за голову, небрежным жестом растрепал волосы на затылке, прежде чем оглянуться по сторонам, будто убедиться, что никто не слышит наших разговоров.

Я позволила себе не скрывать взгляд и с интересом рассмотрела своего ночного компаньона.

Кожа у него была тёплого, золотистого оттенка, будто слегка тронутая солнцем. Глаза — янтарные, не без озорства, но без высокомерия. Волосы — длинные, ровно до плеч, аккуратные. Клетчатый твидовый костюм придавал ему массивности, которой, быть может, в действительности не было. А вот ощущение от его прикосновения…

Мозоли.

На ладонях.

Для светского юноши — несколько неожиданная деталь.

— Это, — я сделала короткий вдох и выдох, — моя работа. Сопровождать тех, кто этого не заслуживает.

Он приподнял брови, будто от изумления, но промолчал. Затем, не торопясь, извлёк из заднего кармана портсигар, щёлкнул крышкой и вынул сигару. Одну. Другую предложил мне, чуть склонив голову в знак вежливости, но я отказалась.

— Значит… ты из этих? — голос его был всё таким же ровным, мягким, без осуждения, он шустро перешел на «ты», но я даже не обратила внимания. — По тебе не скажешь. Взгляд ещё не стал… голодным.

Что, прости?

Что бы это вообще ни значило — звучало неоднозначно. Хотя, если вспомнить ту темноволосую девицу, чья одержимость Ниваром была столь навязчивой, становилось ясно: её интерес к нему основывался вовсе не на трепетных чувствах. Скорее на банковском счёте и влиянии.

Ну может быть еще на его «симпатичной мордашке».

— У меня сегодня первый день, — сказала я куда-то под ноги, но потом будто пришла в себя. — Почему ты не хотел, чтобы я шла за ним? И подожди — Винтерхальтер? — мои глаза расширились. — Ты как-то связан с Бароном?

Парень поднял на меня глаза и рассмеялся — совсем невинно, легко, как будто речь шла о какой-то забавной шутке, а не о семейных узах.

— Я — его сын.

Тело онемело от услышанной новости. Вечер потрясений определенно был равен той сумме, которую мне озвучила Криста по его завершению. Еще буквально вчера я сидела и думала, каким образом я буду отбиваться от сынков хозяйки и вымаливать отсрочку платежа за комнату, а сегодня я общаюсь с важными для империи людьми, способных перевернуть положение государства с ног на голову.

— Ох, прошу прощения… — выдохнула я и в тот же миг, точно поражённая током, поспешно присела в книксене.

Но Лоренц лишь добродушно рассмеялся и поднял ладонь, останавливая меня:

— Ради всего святого, не надо этих реверансов. Я ещё не настолько испортился от мэрских приёмов. Да и отец мой скорее назовёт реверанс «чертой классового упадка», чем примет его как знак почтения.

Я смутилась, вспыхнула, потом, чтобы скрыть это, заговорила слишком быстро:

— Я не знала, что у него есть сын. Я не хотела проявить неуважение.

— Всё в порядке, — улыбнулся он, — не у каждого в биографии прописано: «сын мэра Нижнего города, пугающий барышень в садах».

— А вы… ты не должен быть на собрании с инвесторами? — поморщилась я, намеренно утрируя интонацию Нивара на последнем слове и демонстративно закатив глаза.

— Отца там вполне достаточно, — он выдохнул дым от сигары и посмеялся от моих кривляний. — Думается мне, если я туда пойду — без драки не обойтись. Не могу я слушать, как эти толстосумы обсуждают будущее нашего города, где даже ни