Соучастники в любви - Луна Лу

Черт, какой же он нудный. Неужели нельзя ближе к делу?

– И как мне это сделать?

– Подумайте хорошенько о том, что будете говорить, прежде чем приедет ваш адвокат и начнется допрос.

– Думаешь, мне поверят?

– Сложно сказать, дело тонкое, – мрачно вздыхает коп. – Я должен спросить… – он неуверенно глядит на меня, а затем отводит взгляд. – За последние семьдесят два часа у вас была… интимная связь?

– Да ты совсем охренел, Миллс?!

Чертовы наручники с лязгом пресекают мою попытку наброситься на него. Пытаюсь не задохнуться от возмущения, пока по венам кипятком разливается злость. Что этот кучерявый себе позволяет?!

– Это важно для дела, Дивер. Оставь свои чувства при себе и отвечай: да или нет, – шипит Миллс.

Пульс в висках в который раз перемешивает мысли, а перед глазами вновь Изабель и картинки нашей последней ночи, режущие душу. И, как бы мне ни хотелось послать все, включая этого офицера, к чертовой матери, я понимаю, что должен помочь Бель. Должен исправить то, что натворил. Вцепившись в волосы, я нехотя киваю.

– Дерьмо… – вздыхает Миллс с какой-то досадой, и я поднимаю на него возмущенный взгляд.

– И чем же это важно для дела, мать твою?!

Он поднимает ладонь, веля мне замолчать, и продолжает:

– И еще… Мне не хотелось бы спрашивать этого, но… вы предохранялись? – И, поймав мой уже, наверное, налившийся кровью взгляд, уверенно повторяет: – Это важно для дела.

– Конечно, мы предохранялись. Я хоть и преступник, но не дебил, – едва сдерживая гнев, бросаю я.

– Ладно… я просто подумал… – он неловко отводит взгляд, – ее ведь осматривают врачи. Если на теле мисс Харт найдут ваши биологические следы, то придется это как-то объяснить суду.

– Твою же мать… – бормочу я, подперев пальцами пульсирующие виски.

Я ведь думал, что сдамся, верну Изабель домой и пойду ко дну в одиночку, не потащу ее за собой. Но, черт возьми, я не продумал всего. По большому счету, я ни хрена не продумал. Не мог. Не было времени, да и голова совсем не варила из-за произошедшего за последние пару суток.

Как бы я их ни отгонял, воспоминания о Бель не перестают всплывать и мучить мое сознание. Что бы со мной ни произошло дальше – хуже наказания уже не будет. Что может быть хуже, чем осознание того, что я больше никогда ее не обниму? Не почувствую вкус ее губ? Не услышу ее стоны? Не коснусь ее шелковистой кожи, которую украшают мои следы?.. Следы. Черт, точно.

– А что насчет… – спрашиваю я, исподлобья взглянув на севшего напротив копа, – других следов? Ну, синяки, укусы, ссадины, я мог… мог быть груб… в процессе. – Лицо Миллса скривляется в непонятном выражении, и я почему-то спешу оправдаться: – В смысле, ей нравилось, она сама хотела…

– Ладно, я понял, – останавливает он и жмурится с отвращением, – это мне не обязательно было знать.

Ненавижу то, что обсуждаю любимую девушку с копом так, будто она – кусок мяса. Все сложнее сдерживаться и повторять себе, что все это ради ее блага.

– Вообще-то… – Миллс оживляется и, нервно проведя по своей кудрявой башке, продолжает: – Это может сработать. Я видел следы связывания у нее на запястьях и даже не хочу знать, откуда они. Но эти факты можно сложить определенным образом. Так, будто ты принуждал ее… ко всему. Что мисс Харт не сбегала, а была похищена и не вступала с тобой в связь добровольно.

Последнее слово он произнес неуверенно, и, поняв его мысль, я взрываюсь.

– Ты гонишь?! Хочешь, чтобы я?.. – давлюсь от отвращения. – Нет. Не-е-ет. Да хоть террористом меня обзовите, но не насильником, черт возьми. Я бы так не поступил! Я не стану в таком сознаваться! Я люблю ее, ясно тебе?!

– И к чему ее привела твоя любовь, Дивер?

Я даже не заметил, как подскочил на ноги, но наручники заставили меня нагнуться к столу. Опершись ладонями о металлическую поверхность, тщетно пытаюсь отдышаться, пока глотку жжет возмущение. Это все так отвратительно. Даже по моим меркам. Обсуждать Изабель с копом во всех подробностях. Называть себя насильником, им не являясь. Как ни пытался ее отгородить, я по-любому вмешиваю любимую девушку в этот кошмар.

– Нет… – я опускаюсь обратно на стул, бессильно подперев голову руками. – Изабель меня точно не простит. После Леннарда и того, что случилось с ее сестрой… Для нее это будет слишком…

– Для нее будет слишком, если ей предъявят обвинения, Нейтан. Если у тебя есть идея получше, то я слушаю. – Оценив мое молчание, он продолжает: – При такой версии мисс Харт пойдет по делу как потерпевшая, а не обвиняемая. В глазах суда она будет очередной твоей жертвой, – вкрадчиво объясняет Миллс, и мне снова хочется набить ему рожу теперь за то, что он, мать его, прав.

Я ведь сам говорил ей когда-то. Пускай лучше будет выглядеть жертвой, чем виновной в сговоре со мной. Тогда я предположить не мог, что все зайдет так далеко.

Бедная моя девочка. Весь этот ужас происходит с ней из-за моего проклятого эгоизма. Мне не стоило возвращаться в трейлер в тот вечер. Стоило оставить ее в Хеджесвилле. Или на той автостанции. Но не тащить с собой, не подвергать всему этому. Моя любовь к Бель эгоистична, но она сильнее всего, что я когда-либо испытывал. Сильнее боли, обиды, злости. И, черт возьми, я не могу сказать, что жалею. Как я могу жалеть о любви, которую она мне подарила? О том единственном, что придавало всему смысл?

– Дивер, – тихо зовет Миллс, ища мой взгляд. – Вне протокола… Не понимаю, зачем ты сам-то сдался?

Очевидно, этот офицер не в курсе, что шериф ходит под Квентином. Да и кто такой Квентин и «вороны» он не знает. И не нужно ему этого знать, не то перенапряжет свою кудрявую башку и задымится.

– Будем считать, это был секундный благородный порыв, – я не сдерживаю кривой ухмылки. – Ты, должно быть, после моего задержания, на повышение пойдешь. Не благодари, кстати. А у меня к тебе встречный вопрос, – я гляжу прямо в его глаза, подавшись вперед, – ты помогаешь ей, потому что пообещал мне или чтобы снова засунуть свой язык ей в рот?

Черт, это замешательство, отразившееся на его лице, бесценно. Его кадык судорожно дернулся, а ладонь, лежащая на столе, сжалась в кулак. Вся уверенность Миллса испарилась, и я ощущаю себя так,