Клуб смерти - Кэролайн Пекхам

Прежде чем я успел ответить на ее предложение, она упала на пол, сердито вскрикнув и сорвав с себя туфлю, прежде чем запустить ею через всю комнату. Она ударилась о дверь ванной и исчезла внутри, раздался всплеск, подсказавший, что она упала в унитаз.

— Черт, я продержалась всего три минуты! — прорычала она, запрокидывая голову к потолку и закрывая глаза, а затем она снова закричала, ударив кулаками по полу, потому что, по всей видимости у нее случилась небольшая истерика.

На самом деле прошло не больше тридцати секунд, но, похоже, сейчас было не время указывать на это. Она выглядела так, будто ей нужно было выпустить все свое разочарование, а у меня с того момента, как она предложила мне еще раз откусить от нее кусочек, потекли слюнки.

— Иди сюда, — скомандовал я, вздергивая подбородок и крепче вцепляясь в прутья над головой.

Бруклин закрыла лицо руками, но затем раздвинула пальцы, чтобы взглянуть на меня одним глазом.

— Я не заслуживаю того, чтобы кончить, — выдохнула она.

— Это я решу, — мрачно ответил я, и ее глаза расширились, когда она уловила смысл этих слов. — А теперь иди сюда. Не заставляй меня просить в третий раз.

Если бы она знала, что для нее лучше, она бы сделала так, как ей сказали. Мне не нравилось, когда люди перечили моим приказам, и я бы наказал ее за это, если бы она заставила меня ждать.

Она медленно облизнула губы, привлекая мое внимание к яркой сливовой помаде, которой были накрашены ее губы, прежде чем начать ползти ко мне по полу.

— А что ты со мной сделаешь, если я не буду делать то, что ты мне говоришь? — грубо спросила она, ее взгляд блуждал по моему торсу, изучая шрамы и воспоминания о моей боли, словно надеясь ощутить их на вкус.

— Человек, которым я был до того, как оказался здесь, убил бы любого, кто проявил к нему неуважение, — хрипло ответил я, задаваясь вопросом, остался ли я тем же человеком. Иногда я хотел быть им, а иногда я ненавидел его со всей страстью грозы, готовящейся разразиться над морем.

— Как бы ты это сделал? — с любопытством спросила она меня с голодом в глазах, подползая еще ближе. Я наблюдал за тем, как двигались ее бедра, прежде чем жадно уставиться на ее сиськи, которые грозили вот-вот вывалиться из блестящей вещицы, которая была на ней. Чаще всего она ходила без нижнего белья, и из-за этого у меня постоянно вставал на нее.

— Я всегда предпочитал нож, — медленно ответил я. — Мне нравится, когда все происходит лично. Нравится смотреть в глаза человеку, когда он умирает от моей руки. Мне нравится тепло крови на моих руках.

— Черт, это так горячо, — сказала она, прикусив нижнюю губу. — Я думаю, ты бы очень хорошо смотрелся, весь в крови, Матео.

— Я бы выглядел намного лучше со стрижкой и побритый, — с горечью вставил я.

— Думаю, мне бы ты понравился такой, — сказала она. — Думаю, я бы хотела посмотреть, кто прячется под всеми этими волосами. Ты разбивал сердца, Матео?

— Я никогда не был настолько близок с женщиной, чтобы разбить ей сердце, — холодно ответил я.

— Почему? — выдохнула она, остановившись вне пределов досягаемости и скрестив ноги под собой, глядя на меня.

В моей голове пронеслись вспышки воспоминаний из моего прошлого. О монахинях, песнопениях и жгучем поцелуе раскаленного металла, опалившим мою плоть. О темных комнатах, голоде и библейских отрывках, которые повторялись снова и снова, так часто, что я перестал понимать смысл слов.

— Я ненавижу женщин, — признался я, пристально глядя на нее и гадая, поймет ли она это. Если она вообще способна на это. Я ненавидел весь ее пол, и как бы мне ни нравилось смотреть на нее, слушать ее или хотеть трахнуть, я всегда буду ненавидеть ее за то, кто она такая.

— О. — Она прикусила нижнюю губу, сняла с запястья резинку и медленно заплела пряди волос с одной стороны в косичку. — Так вот почему я тебе не нравлюсь? Почему мы не можем быть друзьями?

— Мы не можем быть друзьями по целому ряду причин. Не в последнюю очередь потому, что, когда я вижу тебя, я ничего так не хочу, как погрузить в тебя свой член и услышать, как ты кричишь, — прорычал я. — Друзья обычно так друг к другу не относятся.

— Так… значит, ты мой парень? — спросила она, склонив голову набок.

— Нет, — резко ответил я, и моя хватка на решетке усилилась, когда она вздрогнула. — Парни — это милые ребята, которых ты приводишь домой к своей маме. Они оберегают тебя и шепчут на ушко всякие нежности. Я не такой.

— Так к какому же типу ты относишься?

— Я из тех, кто приносит только неприятности, — сказал я. — Из тех, кого ты должна бояться, даже когда я притягиваю тебя к себе. Я не буду шептать тебе нежные слова, я буду угрожать тебе смертью, пока буду трахать тебя так сильно, что ты не сможешь ясно мыслить, и напоминать тебе, что у тебя было время прислушаться к предупреждениям, прежде чем подойти ко мне настолько близко, чтобы я мог тебя сжечь.

— Быть сожженной тобой звучит не так уж плохо, — сказала она с придыханием. — Но если ты не мой друг и не мой парень, тогда кто ты? Кто я для тебя?

— Ты моя, — твердо сказал я. Это было правдой, независимо от того, к чему сводилась остальная гребанная правда.

— Значит, ты тоже мой? — спросила она, снова прикусив нижнюю губу, чем заставила меня изнывать от желания. Я никогда не жаждал чьих-либо губ так сильно, как ее. Этих полных губ, этого грешного языка, этого хриплого голоса, который лился из них и этих слов, которые наполняли воздух безумием и позволяли мне вдыхать его и пьянеть от него. Я был зависим от ее губ и постоянно фантазировал о них.

— Если ты предъявишь на меня права, то так просто от меня уже не откажешься, — предупредил я ее. — А если я предъявлю на тебя права, то никогда не откажусь. Осторожнее, chica loca, ты танцуешь с демоном во мне каждый раз, когда приближаешься, и если он запустит в тебя свои когти, ты будешь разрушена безвозвратно.

Воодушевление озарило ее черты, словно она не считала это такой уж плохой перспективой,