Последняя роза Дивеллона - Вера Платонова

– Каплю жасминового масла добавь на гребень. Дальше я сама, иди.

Я заплела из височных прядей две косы, которые собрала вместе на затылке и закрепила любимой заколкой с серебряной розой. Эта заколка напоминала мне о тех цветах, что украшали трон отца. Будто часть Дивеллона была со мной здесь и сейчас, давая свое покровительство. Еще раз провела гребнем по волосам.

Платье нежно-розового оттенка, что советовала мне надеть Тара и, впрямь, было хорошо, но я его отвергла, ибо оно смягчало, а мне сейчас хотелось другого. Приложила к груди черно-белое и посмотрела в зеркало, затем – светло-зеленое. Надо же как, руки у швей были так грубы, а платья они создали бесподобные: стежок – к стежку. Быть может, секрет крылся в том самом деревянном манекене, созданном по моим меркам, потому что сидели наряды идеально и это несмотря на то, что у нас не было ни единой примерки, не считая снятия замеров. Все платья по велению местной моды закрывали грудь и частично шею, а спину, наоборот, открывали. И даже в таких жестких рамках талантливые мастерицы умудрились обыграть это по-разному. В итоге я выбрала самое, на первый взгляд, простое, темно-коричневое. Среди других оно казалось неприметным, но я примерила и поняла, что не зря. Платье легло на мою талию, как тонкая кожаная перчатка. Закрытое спереди высоким горлом с кружевной отделкой, сзади на спине оно имело фантазийный вырез. На мой взгляд, слишком откровенный, но я уже знала, что для тиульбских женщин высшего сословия это считалось вполне уместным. Вырез завершался аж на поясе и венчался двумя лентами, которые предполагалось завязать в бант.

Я чуть коснулась губ кисточкой с розовым маслом, чтобы увлажнить их, осмотрела себя еще раз в зеркало в полный рост и, выпрямив спину, села на стул в ожидании, когда же Тара меня позовет в обеденный зал.

Ждала долго. Женщина куда-то запропастилась, а мне нужна была ее помощь с лентами. Негромкий стук вырвал меня из размышлений и, полагая увидеть за дверью вечно недовольную Тару в темном платье и с неизменно убранными в пучок на затылке волосами, я слишком поспешно крикнула:

– Заходи скорее! Мне нужна твоя помощь.

А потом еще добавила недовольно:

– Можно быть немного быстрее девликанской черепа…

–…хи. – Закрыла рот в то же мгновение. Ясно же было по шагам, что это не Тара!

Его величество собственной персоной удосужился явиться за мной, чтобы проводить в зал. И стоял сейчас позади, пытаясь подавить улыбку. На нем был темно-синий камзол непривычного мне фасона с рукавами, доходившими всего лишь до середины плеча, из под которого выглядывала белоснежная сорочка. И, конечно же, кожаные штаны, что носили все тиульбы, как я заметила, и простые воины, и привилегированные, вроде Борха, и сам король.

Айволина очень развеселил мой выпад в сторону экономки, поэтому он с самым серьезным видом сообщил мне:

– Прошу прощения, я не хотел заставлять тебя ждать, моя дорогая невеста. Однако не волнуйся, без нас трапезы все равно не начнут. С чем там нужно помочь?

– Я, пожалуй, сама. Спасибо! – пробормотала я и ухватилась за ленты, пытаясь самостоятельно соорудить мало-мальски ровный бант у себя за спиной.

– А ну, все же позволь-ка, – он аккуратно вынул у меня из рук ленты и ловко завязал их бантом, да так искусно затянул петлю и вывел концы, что далеко не каждая горничная смогла бы. Чуть поправил хвосты, как бы невзначай прикасаясь к коже на моей спине, задерживая пальцы дольше необходимого, отчего мне захотелось вскочить с места и стыдливо убежать, и сказал:

– Говорят, тебе совсем не сидится в своих покоях, не могу сказать, что одобряю ночные прогулки по Излаумору.

– А что же мне делать здесь? Сидеть да в стену глядеть? Учиться у Флоры кружева плести?

Айволин посмотрел в зеркало и поправил чуть съехавшую набок корону. Отражение внутри золоченой массивной рамы в свете двух больших канделябров с зажжеными свечами показало нам почти семейный портрет.

– И то правда. Но сейчас все же не лучшее время для подобных дел.

А затем произнес:

– Ты очень красива Иммериль. Я буду горд представить тебя гостям Излаумора. А послезавтра мы станем связаны брачными узами. Как твои руки?

Он взял мои ладони и осмотрел с обеих сторон, пока у меня в голове проносилось это, сказанное словно между делом, “послезавтра”. Неужели так скоро? Конечно, этот день должен был рано или поздно наступить, но получилось, что все же рано.

Еще мне очень хотелось спросить про эту женщину, имя которой было неприятно произносить даже в своих мыслях. И я дала себе зарок, что если сейчас войду в зал и она будет там присутствовать, то даже не сяду за стол. Неважно, какие там гости. И, о ужас, неважно даже, сколько аторхов будет стоять у ворот Долины. Я покину Твердыню сразу же. Пешком ли, в курятнике или верхом на лошади, любым способом. Язык жгло желание произнести эту угрозу вслух, но благоразумие взяло верх, и я решила пока смолчать.

– Идем, – король подал мне руку, которая была такой горячей, что мгновенно согрела мою заледеневшую ладонь. – Однако Тара плохо следит за камином. Девликанская черепаха, говоришь? – снова рассмеялся он.

В обеденном зале присутствовали гости, с десяток приближенных короля, включая Борха и Ворона. Айны-Волчицы, к моему великому облегчению не было, и это удержало меня от безрассудных действий. Тем более, что Айволин любезно усадил меня на ближний к себе стул.

Как и в прошлый раз он представил меня гостям своей невестой, и как только обед начался, я сразу же исподтишка принялась разглядывать иноземных правителей. Они в свою очередь также уставились на меня к большому и нескрываемому удовольствию моего жениха.

Старый демарф Да-Цхатас выглядел так, словно сошел со страниц моей детской затертой и засмотренной книги о народах мира. Он был одет в ярко-красную накидку, наброшенную на одно плечо, а волосы его затейливо уложены наверх, образуя петушиный гребень. Столовыми приборами он демонстративно не пользовался и брал еду из тарелки руками. Был он, несмотря на пожилой возраст весьма крепок, особенной мощью выделялась шея. На шее же у него брал начало, а может, и завершался причудливый рисунок, нанесенный хенной, и уходящий под накидку. По правую руку от него сидела дочь Деценна, весь внешний вид которой говорил о том, что эта женщина настоящая