Божье око - Энса Ридс

— Вот, смотри, это первый снимок, который я сделала в пентхаусе. Тут Луан собирается на прогулку, — я указала на фото, где мама смотрится в зеркало, аккуратно нанося матовую коричневую помаду.

Я продолжала перебирать фотографии, показывая их ему одну за другой. По мере того, как стопка становилась тоньше, я почувствовала, как щеки слегка покраснели. Прикусив губу, я решилась передать оставшиеся снимки.

— Это я, — коротко пояснила я, стараясь не выдать волнения, пока он брал фотографии, которые я подвинула к нему.

Первой оказалась простая фотография, где я смеюсь, надкусывая бублик. Но среди них была еще одна... Луан сняла ее, когда я принимала ванну. Без пены или лепестков роз, мое тело было полностью обнажено.

Я долго сомневалась, стоит ли вообще показывать ее. В итоге я спрятала снимок в самый низ стопки, чтобы показать ему на обратном пути. И прежде, чем успела передумать, я уже была здесь.

Он просматривал фотографии, не торопясь, всё так же перекатывая между пальцами золотую монету. Стопка становилась всё меньше, и он аккуратно раскладывал снимки перед собой.

Когда его взгляд задержался на моем обнаженном фото, я почувствовала, как внутри всё сжалось. Пальцы нервно крутили серьги, а я украдкой наблюдала за ним сквозь ресницы. Он поднял фотографию двумя пальцами, и поднял на меня взгляд.

Я судорожно прикусила губу, ожидая что он скажет.

— Это Луан фотографировала, — вырвалось у меня. Я не хотела, чтобы он думал, что меня фотографировал кто-то другой, тем более мужчина.

Его серебристый взгляд скользнул по мне, будто снимая одежду слой за слоем. Казалось, он видел меня насквозь, каждую деталь, что была запечатлена на том снимке. Под его пристальным, уверенным взглядом мое тело будто вспыхнуло, кожа начала покалывать.

— Иди сюда, поэт, — позвал он.

Я сделала шаг вперед, подчиняясь, как послушный зверек. Он откинулся на спинку кресла, жестом давая понять, чтобы я села к нему на колени.

Под его прожигающим насквозь взглядом мне стало трудно дышать, пока я нервно прикусывала щеку изнутри.

Вся смелость, которую я чувствовала, позируя для того снимка, вдруг исчезла.

— Посмотри на меня, поэт, — скомандовал он, и я тут же посмотрела на него.

Дыхание перехватило, как только я взглянула ему в глаза, я словно утопала в них. Сердце бешено колотилось, и я мечтала лишь о том, чтобы он продолжал говорить со мной.

— Я, блядь, предупреждал тебя, — начал он.

Звон упавшей монеты заставил меня вздрогнуть, прежде чем я ощутила его палец под подбородком. Он медленно провел им по моей нижней губе, вглядываясь в мои глаза.

— Я не умею любить, куколка, никогда не умел и не научусь. Но ты… Ты такая хорошая девочка, — прорычал он.

Его голос стал ниже, когда он наклонился ближе, касаясь носом моего лица.

— Думаешь, знаешь, что делаешь, но нет. Нихуя ты не понимаешь. Я причиню тебе боль, поэт, — его рука скользнула к моей шее, обхватывая ее.

Я судорожно вздохнула, чувствуя, как между ног разливается тепло.

— Я мать твою, разрушу тебя, заберу каждую частичку тебя и оставлю шрамы на всю жизнь, потому что я больной ублюдок. Я не полюблю тебя, поэт, я собираюсь обладать тобой, нахуй.

Он сократил расстояние между нами и прижался к моим губам. Его поцелуй был далеко не нежным — властный, жадный, необузданный. Его губы двигались требовательно, как будто он хотел забрать всё, что у меня было. Этот поцелуй был голодным и яростным, заставляя меня хныкать, пока его рука на моей шее сжималась сильнее, лишая возможности дышать. Я забилась, ударяя его по руке, отчаянно борясь за глоток воздуха, но он даже не подумал ослабить хватку. Когда тьма начала подкрадываться к моему сознанию, он наконец отпустил.

Я судорожно глотала воздух, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Но он не дал мне времени прийти в себя. Его ладони крепко обхватили мое лицо, руки удерживали меня так, что я не могла отстраниться.

— Посмотри на меня, поэт, — я замерла, встречая его взгляд, его голос окутывал меня, заставляя забывать, как дышать. — Ты хочешь быть со мной? — спросил он, и я, не успев даже задуматься, кивнула.

— Да.

Он издал мрачный смешок.

— Обожаю твою невинность, поэт. Будет гораздо интереснее ломать тебя, — прошептал он, проводя языком вдоль линии моей челюсти. — Я тоже хочу тебя, поэт, — сказал он, и я невольно улыбнулась, пока он прикусывал мою нижнюю губу. — Ты не должна хотеть, чтобы я хотел тебя, — предостерегающе процедил он.

Я покачала головой.

— Нет, должна, — на что он дважды цокнул языком.

— Мои люди подготовят тебя к нашему свиданию сегодня вечером, поэт. Увидимся через пару часов.

Я закрыла глаза, переплела пальцы и склонила лоб к сомкнутым в молитве ладоням. Комната наполнилась ароматом благовоний, когда я начала молиться.

— О дух Неомы…

Начала я свою молитву, с закрытыми глазами и сердцем, полным убежденности, призывая дух бабушки.

— Этот мужчина, — произнесла я с пьяной улыбкой, — этот мужчина, — повторила шепотом, представляя Массимилиано. — Он не похож ни на кого другого, в нем нет ни нежности, ни мягкости, ни доброты, ни любви, ни заботы. Он воплощение всего темного. От него веет пустотой, он полная моя противоположность…

Я представила, как сижу у ног Неомы, положив голову ей на колени, пока она перебирает мои локоны, заботливо ухаживая за ними.

— С того самого момента как я встретила его, Неома, я знала, что он тот единственный. Тот самый. Он называет меня своей женщиной, и его руки движутся с той грубой силой, что присуща суровому мужчине. Мне нравится то тошнотворное и болезненное удовольствие, что приносят его поцелуи, то, как его слова пронзают мое сердце будто стрелы. О, Неома... это и есть любовь? Или одержимость? Быть может, это просто увлечение?

Я не могла сдержать блаженную улыбку, даже если бы попыталась.

— Я стою на коленях и взываю к тебе, потому что жажду отдаться ему. Он тот, кому я отдам себя без остатка, Неома. Я уже отдала ему свои девственные губы, но я готова предложить ему свое девственное тело, подарить ему свою душу, свое доброе сердце, отдать ему каждую частичку себя — всю себя, Неома. Я хочу, чтобы он владел мной, каждой частичкой меня. Я хочу, чтобы он заклеймил каждый сантиметр моего тела, пока не останется ни одной клеточки, что не будет принадлежать ему. Я хочу всецело принадлежать ему, Неома.

Я прочистила горло, чувствуя жар свечей, окружающих меня.