Три дня на перекрёстке - Андрей Белкин

квартирами. На Кутузовском, моей, и на Таганке. За это, папа выбил квартиру и прописку для Маши, хоть и в пятиэтажке, но в центре. Это же, так скучно, следить за чистотой и порядком!

Карина приподнялась на Иване и обвела взглядом комнату, хаотично заваленную разбросанной одеждой, обувью, косметикой, видео и аудио кассетами, музыкальным винилом и прочим барахлом. Даже, на чудовищно дорогом видеомагнитофоне, и не менее дорогом проигрывателе виниловых дисков – роскошном Technics, что-то валялось.

– Страшно представить, что творится внутри шкафов и в комоде, – подумал Иван, а вслух добавил, – когда ждать Машу? А, вдруг, они вместе с мамой заявятся, или папа что-нибудь заподозрит и тоже нагрянет?

Карина хитро улыбнулась.

– Если ты не будешь таким же безрассудным и нежным со мной, как все разы, кроме последнего, я знаю, чем тебя стращать!

– А тут и знать нечего, я сам тебе сказал, что твои родители не одобрят наши, странные в их представлении, отношения. И меня не надо стращать, я влюблён в тебя, и просто смотреть на тебя обнажённую – для меня уже счастье, а тем более секс!

Карина благодарно и нежно поцеловала своего парня, и с иронией в голосе добавила: «Ты сам меня возбуждаешь своими комплиментами, а потом отвергаешь «супружеским» сексом!»

Она ещё раз поцеловала Ивана в губы.

– Из-за твоего занудства, я вынуждена терпеть твои вопросы, вместо того, чтобы наброситься на тебя и «съесть» без остатка! Давай блиц! Как, в «Что? Где? Когда?». Но, после моих ответов, ты не посмеешь, «формально» еб. ть меня, а вернёшься в своё неудержимое состояние! Поклянись!

Иван поднял руку и грубым голосом произнёс: «Клянусь, Цезарь!»

– Надоел ты, со своим Цезарем! Помни, ты – поклялся! А клятвопреступление – это большой грех!

Карина слезла с Ивана, села на кровати в позе лотоса, и серьёзно посмотрев любовнику в глаза, резанула: «Блиц».

– По каким дням Маша приходит сюда?

– По пятницам. К родителям по понедельникам, к бабушке по средам.

– Какая у тебя машина?

– Восьмёрка.

– Цвет? – Иван втянулся в блиц.

– Вишнёвый.

– Ты была в Артеке?

– Три раза.

– Что будем делать, если родители сюда явятся?

– Этого не будет, мама и папа знают, как я «страшна в гневе». И они побоятся «второго Арсенчика» в семье. Они не будут так рисковать.

– Куда мне деваться, когда Маша будет здесь? Вне квартиры, без твоего сопровождения, мне лучше не показываться.

Карина, еле заметно, дёрнула уголками губ и глаз.

– Поедешь со мной в университет. В моей машине к тебе ни один милиционер не посмеет приблизиться. Папа выправил номера, которые даже угонщики обходят. Здесь, около подъезда, только я машину и ставлю, остальные прячут машины по гаражам. Вот такой, волшебный у меня номер!

Иван хотел, было, ещё спросить о ««Мыслях Карины» про его неопасность нахождения здесь для времени и пространства», но его девушка прикрыла ему рот ладонью, приблизила свои губы к его уху и огненным шёпотом напомнила: «Это Блиц, время вопросов истекло. Пришёл час расплаты! Я от твоего занудства и комплиментов так возбудилась, что вот-вот прожгу кровать!» Иван понял, что сопротивление бесполезно и, увлекаемый Кариной, провалился в поток её желаний и страсти.

Уйти, нельзя, остаться!

Иван 19 лет

– Мы очень странная пара, и это неспроста. Тебе не приходило это в голову? – Катя, после нескольких минут – то ли неги любви, то ли прострации от каскада оргазмов, «скорее второе», – цинично отметила она про себя, вернулась к своему обычному состоянию – беспокойного и пытливого ума.

– Ты про возраст? Про 19 или 53? – Ваня тоже понемногу приходил в себя, и уже мог шутить.

– И про возраст, и про наше, я уверена, неслучайное знакомство. Не бывает таких стройных и гладких случайностей, – Катя встала с дивана и просеменила к окну.

Пока она что-то высматривала на улице, Ваня с восхищением, близким к религиозному экстазу, не сводил с неё глаз. Всё, что с ним произошло, было невероятным, невозможным и фантастическим. И это – не про скачёк во времени! Ваню это совсем не занимало. Его будоражила только Катя! Все романы, повести и рассказы, прочитанные им, не смогли подготовить его разум к встрече с ангелом на Земле. А Катя, для него, была этим ангелом! Он смотрел на её умопомрачительное тело, безупречные балетные ноги, россыпь сказочных неимоверных волос, разметавшихся густым туманом, и не верил, что она дозволяет ему – любить себя.

Катя завершила исследование улицы, плотно свела жалюзи и, обернувшись, поймала взгляд любовника.

– На меня никто из моих бывших так не смотрел, и это только подтверждает мою теорию, что для них я была трофеем. Красивым, желанным, возможно драгоценным, но трофеем. Вот козлы! – Катя уже хотела вскипеть от возмущённых мыслей, но потупившийся взгляд Ивана смягчил её, и заставил вернуться к любви этого мальчика.

– Мне льстит твой взгляд, и твоё смущение, – игриво улыбнулась Катя.

Она вернулась на диван, легла на Ивана и, стараясь не думать ни о чём, молча, смотрела на его небритый подбородок, подёрнутый русой, редкой щетиной. Наслаждаясь теплом, дыханием и ароматом друг друга, любовники безмолвствовали. Им не нужны были слова. Их чувства не хотели говорить, всё, что им сейчас было необходимо, они получали через кожу и дыхание друг друга. Эта эротическая медитация возбуждала обоих, но силы покоя и прикосновения не позволяли им вернуться к сексу. Ваня, оторвавшись от счастливого парения, наконец-то, нашёлся, что ответить на Катин комплимент.

– Это просто взгляд влюблённого парня. Я уверен, на тебя так смотрели, смотрят, и будут смотреть все мужики. Тебе остаётся только выбирать…

– Ты такой безвременный зануда! Ты, пользуясь моей любовью, зачем-то злишь меня! Я уже выбрала! Тебя! – Катя оторвалась от подбородка Вани и схватила его взгляд, – если ты не прекратишь свои самоистязания, я клянусь, побью тебя! Между прочим, у меня чёрный пояс по айкидо.

– Какой д… дан? – Ваня от нового, и почему-то, совсем не удивившего его таланта Кати, поперхнулся голосом.

– Первый! – его белокурый ангел приподняла голову и, надменно посмотрев влево и вниз, осведомилась, – не веришь!

Не дожидаясь ответа, Катя спрыгнула и с Вани, и с дивана, и в один шаг, распахнув двери встроенного шкафа, принялась рыться в нём, каким-то невероятным образам, при этом, не нарушая образцового порядка на полках.

– Нашла! – Катя тыльной стороной ладони отвела с лица разметавшуюся скандинавскую косу, будто только что копала грядку, и предъявила возлюбленному бумагу размалёванную иероглифами.

– Видишь, этот японский иероглиф говорит, что у меня первый дан, – Катя, часто дыша,