Мое неземное солнце - Алла Гореликова

Вот как сниму первый урожай, так и скажу Михаю — если не передумал, пусть начинает к поступлению готовиться. Мечты должны сбываться. Даже если они потом разочаруют, как меня разочаровали те два кило моих первых в жизни мандаринов. Потому что вслед за мечтой, которая сбылась не так, как мечталось, обязательно придет другая. Как у меня тогда — вырастить свои мандарины. Не кислючую дешевую дрянь, в которой половина цены — перевозка, а сладкие, прямо с дерева, настоящие. Новогодние.

Я окинула взглядом огромное пространство под прозрачным куполом. Все еще почти пустое — привезенных с собой саженцев не хватило и десятую часть заполнить. Ничего, размножу. А что-то, может, получится докупить. Оформим как опытный биоматериал от НИИКЭ.

Я почесала Лапку под горлышком.

— Пойдем, вернем тебя хозяйке. На сегодня я свободна. Пора заняться личными делами.

«Личные дела» нашлись внизу, в мастерской. Я уже заметила, Михаю нравилось возиться с техникой. Вот и сейчас он едва ли не терялся в нагромождении, похоже, частей кузова от катера.

— Что делаешь? — спросила я.

— Уничтожаю твое такси, — сообщил он. — Было такси, будет легкий катер для станции. Пригодится.

— А у меня выходной, — похвасталась я. — Помнишь, ты мне на охоту предлагал? Насчет охоты не настаиваю, а просто так куда-нибудь прокатиться можно?

Михай расплылся в улыбке.

— Конечно, оденься только.

— Я быстро! — и я помчалась за термокостюмом.

А когда спустилась снова, готовая к вылазке, меня ждала та самая Михаева «колымага». И он за рулем.

— Садись, — помог мне устроиться в кресле рядом с водительским. — Готова?

И, едва я кивнула, рванул с места так — думала, ворота сшибем.

Вырвался в метель и тут же свечкой ушел вверх. Меня мягко, но неумолимо вдавило в спинку кресла. Перед глазами опустился темный фильтр, и мы вылетели в ослепительно синее — к солнцу. Оно горело прямо по курсу, маленькое, холодное, неласковое солнце Криоса. И даже такое — радовало. Метель стелилась внизу пушистым одеялом, а здесь — здесь можно было снова вспомнить, что небо — огромное, мир — бескрайний, а от звезды к звезде — от солнца к солнцу — всегда можно долететь. И на самом деле мы вовсе не заперты в темных туннелях и тесных коридорах станции. И на поверхности единственной планеты — тоже.

Михай выправил горизонт, и я увидела внизу, над покрывалом метели острые шпили гор. А далеко-далеко, у самого горизонта — голубоватое сияние льда.

— Там что? — спросила.

— Ледяные пустоши. Океан.

Мы с четверть часа, наверное, летели по прямой туда, к океану, а потом свернули, оставив горы за спиной. Метель улеглась, а может, тоже осталась позади, теперь под брюхом катера проносились острые скалы, округлые взгорки, торосы, мелькнуло идеально круглое озеро, затянутое прозрачным и гладким, как зеркало, льдом, заросли каких-то, кажется, хвойных деревьев удивительного фиолетово-сизого цвета. Еще один плавный вираж — и снова впереди метель и далекие горы, а в синем небе — белый след стартовавшего корабля. Не сказать, чтобы совсем уж далеко.

— А ведь на самом деле долететь до Фроста вполне реально, так? — спросила я. — Вон как гоняешь. Сколько мы пролетели уже? Километров триста-четыреста?

Он помолчал. Спросил как-то очень, слишком спокойно:

— А ты все-таки хочешь? До Фроста, в космопорт и подальше отсюда?

Я смотрела на белый след, пока он полностью не растворился в синеве.

— Нет. Не хочу.

Вы целовались когда-нибудь с пилотом несущегося в небе катера? Так, чтобы забыть обо всем, чтобы даже не видеть, куда летим? Чтобы захватывало дух от ужаса, восторга и нежности одновременно?

Поверьте, сказать об этом «незабываемо» — все равно что ничего не сказать.