Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

счастью для Мейбелл, Салли оказалась опытной повитухой. Она быстро и ловко придала лежащему в утробе матери младенцу правильное положение, затем достаточно аккуратно вытащила его. К удивлению присутствующих, комнату роженицы огласили звуки плача ребенка. Семимесячная девочка оказалась жива, несмотря на то, что ей было слишком рано выходить из утробы матери.

— Да будет благословенным твой приход в этом земной мир, дорогая, — прочувствованно произнесла графиня Сара, склоняясь над новорожденным ребенком. Она очень хотела иметь дочь, но редкие визиты мужа в ее спальню делали задачу зачатия младенца женского пола почти невыполнимой. — Да сопутствует тебе милость господня на всем протяжении твоей жизни.

После слов Сары Эшби гроза и дождь прекратились, словно по мановению волшебной палочки. Лишь издалека еще слышались раскаты грома, но за окном начало быстро светлеть. Все посчитали это добрым предзнаменованием для новорожденной. Служанки бросились помогать повитухе и стали наполнять оловянный таз теплым вином для омовения ребенка. А одна из них начала массировать измученной Мейбелл живот.

Поначалу Мейбелл была очень слаба, но счастливое сознание того, что ее ребенок остался жив, быстро возвращало ей силы и она смогла присутствовать на крестинах дочери.

Официально деторождение у англичанки завершалось обрядом очищения и походом в церковь. Спустя неделю после родов, с вуалью на лице, как символом ее продолжающейся отгороженности от внешнего мира, Мейбелл вышла на улицу в первый раз в сопровождении повитухи и графини Сары. Они преклонили колени в специально отведенном для этих целей месте в церкви, и поблагодарили Бога за удачное разрешение Мейбелл от бремени.

Графиня Сара даже устроила по этому поводу в Гринхиллсе небольшой праздник. Как она обещала, она щедро вознаградила повитуху Салли и всех женщин, которые ей помогали. Недоношенную девочку так усиленно кормили, что очень скоро ее головка перестала напоминать сморщенное красное яблочко, и она превратилась в здорового, пухлого младенца. Мейбелл назвала свою дочь Арабеллой в честь матери. Для полного счастья ей не хватало новой встречи с Альфредом Эшби, и она стала досадовать не меньше графини Сары на дела, которые держат его вдали от них.

Теперь, прогуливаясь по утреннему саду, полному жужжания пчел, роющихся вокруг летних цветов, Мейбелл с надеждой думала о том, что отправившейся в Гластонбери графине Саре удастся узнать что-нибудь о возвращении своего мужа.

Графиня Сара вернулась домой ближе к вечеру, уставшая и голодная. Стояли теплые сумерки, и она изъявила желание обедать вместе с сыновьями и компаньонкой при открытых окнах столовой. Хозяйка поместья уселась во главе длинного дубового стола, за которым можно было разместить целый отряд драгун, а ее постоянные сотрапезники заняли места по сторонам.

Прежде чем служанки начали подавать еду на стол, пожилая экономка зажгла четыре свечи на столе, и это сразу создало особую чарующую атмосферу в столовой. За окном все больше густела вечерняя мгла, и небо наливалось тем золотистым свечением, которое обычно предшествует полнолунию, — его еще называли в Гринхиллсе урожайной луной. Со двора залетел крупный мотылек и принялся атаковать подсвечник, который стоял дальше всех от сидящих за столом людей. Стояла такая тишина, что отчетливо был слышен лай деревенских собак за мили отсюда. Казалось, что вся красота и прелесть мира были собраны в Гринхиллсе, и даже мальчики притихли, умиротворенные убаюкивающей вечерней тишиной.

Мейбелл во все глаза смотрела на графиню, в волнении ожидая, что она скажет по поводу возвращения своего мужа. Но Сара Эшби ушла в свои мысли и не замечала ничего вокруг. Сама Мейбелл опасалась своими слишком взволнованными вопросами выдать свой личный интерес к графу Кэррингтону, но ей невольно помогли сыновья графа. Не выдержав молчания, Эдмунд повернулся к матери и нетерпеливо спросил:

— Матушка, ты же обещала съездить и узнать, когда отец вернется в Гринхиллс. Так он приедет к нам этим летом?

Графиня Сара очнулась от своей задумчивости и утвердительно сказала:

— Да, Эд, через два дня твой отец будет здесь. Нам нужно хорошо подготовиться к его приезду, чтобы он был нами доволен. Надеюсь, у мсье Жермонта не будет повода жаловаться на вас с Луи.

Ее слова вопреки предостережению вызвали веселое оживление у мальчиков.

— Нами отец всегда доволен! — заявил Эдмунд, а Луи добавил: — Надеюсь, на этот раз он привезет нам в подарок подзорную трубу.

Мейбелл тоже не удержалась от того, чтобы не сказать несколько слов по поводу возвращения графа Кэррингтона:

— Видите, миледи, ваш муж не так безразличен к вам, как вы считаете.

Но графиня только грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Нет, Гортензия, граф приезжает затем, чтобы оценить размеры урожая, который должны собрать в поместье. Мое общество по-прежнему его не слишком привлекает.

Однако Мейбелл была так обрадована и воодушевлена будущей встречей с любимым, что на этот раз ее мало тронула печаль Сары Эшби. Два дня ожидания промелькнули для нее словно в чудесном сне — все время она грезила о свидании с Альфредом Эшби мало замечая, что в поместье вокруг нее все ходит ходуном. Служанки выбивали ковры, вытирали пыль с мебели и мыли полы, а прислуга мужского пола с озабоченным видом наводила порядок в конюшне, зная, как требователен хозяин в этом вопросе. На кухне готовились к приготовлению особенно лакомых блюд, а из погреба достали бочонки лучшего бренди и эля. Графиня Сара особенно тщательно продумала свой туалет, и остановилась на роскошном выходном платье синего цвета.

В день приезда графа Кэррингтона Мейбелл, не утерпев, выбежала за ворота, желая первой увидеть, как из-за холмов покажется карета, которая везет владельца Гринхиллса домой в сопровождении грумов.

Как только девушка ступила на проезжую дорогу, она сразу попала в царство знойного лета. Над лугом плыл одурманивающий запах свежескошенного сена, смешивающийся с ароматом полевых цветов. Вдалеке в лучах полуденного солнца золотилось поле, по краю которого лениво перебегали жирные, откормленные кролики. Мейбелл миновала поле с рощицей, прошла луг, и приблизилась к первому холму, который скрывал от нее дорогу.

Холмы Сомерсета, одетые в облачные одежды, постоянно меняющие свои размеры и очертания, вздымались почти до самого голубого неба. На их склонах невероятно высоко, почти на заоблачной высоте, раскинулись красивейшие в Англии сельскохозяйственные угодья. Издалека эти поля напоминали живописный ковер, на котором красуются золотые, серовато-зеленые и красные краски. Золотые пятна — это посевы горчицы, серовато-зеленые — ячмень, а насыщенный красно-коричневый цвет — это сама перепаханная почва. Днем, когда солнце стоит высоко над горизонтом, по земле, подобно дыму, движутся тени от проплывающих облаков, воздух наполнялся сладким ароматом