Прости, любовница моего мужа - Айнави

не дурак. Наверняка, сразу догадался, что единственная, к кому Мирослава могла пойти за помощью – это Полина. Родители не приняли бы их с Васей. И отец, и мама считали, что ей несказанно повезло отхватить такого мужа, как Игнат. И нечего «выкаблучиваться». На попытку рассказать маме, что с Игнатом бывает очень тяжело и больно, Мирослава получила лишь порцию житейской «мудрости»: «Будь мудрее. Иногда можно и потерпеть».

Подруги, которых Мирослава на самом деле таковыми не считала, – жёны коллег Игната. И она никогда не рассказывала им ничего о том, что можно было, в первую очередь, использовать против неё же. Их разговоры обычно сводились к пустой болтовне. Иногда Мирослава делилась какими-то забавными моментами, связанными с Васей, об Игнате всегда говорила только хорошее. Для всех у них была идеальная семья.

– Хорошо, мы будем тебя ждать. Потом съездим в парк. Я давно нигде не гуляла.

Выйдя от Полины, отметила, что не так далеко они с Васей находились от Игната. Всего-то в паре станций метро. Под мирный стук колес даже удалось немного расслабиться. Пусть и ненадолго. На самом деле она сама до конца не понимала: так уж ей нужна эта поездка? И те вещи, за которыми она ехала. Слово «предлог» вертелось в мыслях, и уже выходя из метро, она наконец призналась себе: ей просто хотелось немного побыть дома, пока Игната нет. Пусть ненадолго, но забыться, как будто снова всё хорошо. Конечно, это самообман. Но ей всё ещё тяжело было полностью принять мысль, что её браку пришёл конец. Ведь у них было много хорошего. И она была счастлива, безумно счастлива рядом с ним, особенно в первые годы. Почему-то сейчас ей казалось, что важно уйти, помня не только плохое, но и хорошее. Иначе как уважать себя в будущем, отвечая на вопрос: почему она не прекратила всё намного раньше? Почему так долго терпела?

Ключи от квартиры пока оставались у неё. Расстаться с ним тоже было тяжело. Наверное, отдаст, когда встретятся в суде. Пока у неё было право зайти в свой бывший дом – юридическое точно, а моральное? У Мирославы не было точного ответа на этот вопрос, поэтому она просто выбросила его из головы. Ей и так было о чём переживать.

Дверь открыла тихо, осторожно, словно опасаясь, что столкнётся с призраком Игната. Но столкнулась с тем, чего совершенно не ожидала: с чужими женскими ботильонами на высоком каблуке, небрежно сброшенными прямо у порога.

Мирослава замерла, так и оставшись стоять в дверном проёме. Прислушалась. В квартире и правда кто-то был, судя по звукам плещущейся воды, доносившихся из чуть приоткрытой двери в ванную.

Мирослава уже собиралась уйти, но остановилась, услышав раздражённый голос Игната.

– Нина, ты в своём уме?!

Так звали любовницу Игната, с которой он встречался уже почти год. Но похолодела Мирослава не потому, что в её квартире находилась другая, а от того, каким тоном Игнат задал вопрос. О, она прекрасно знала, что такой вопрос не требовал ответа. Знала, что может за ним последовать. Непроизвольно вжалась в дверной косяк, словно не Нина, а она сейчас находилась перед разозлённым Игнатом.

И даже сквозь шум воды Мирослава услышала то, к чему морально была готова – звук звонкой пощёчины. Приложила руку к щеке, которая мгновенно отозвалась фантомной болью.

«Мама, почему ты красная? Всё хорошо?»

«Конечно, мы с папой просто играли»

До Мирославы донёсся всхлип, потом голос Нины:

– Я… Я только предложила…

– Только предложила? – Шум воды пропал. Слова стали слышны чётче. – Хочешь, чтоб про меня писали, какой я козёл? Что оставил семью ради любовницы?

– Разве не это ты сделал? – Даже после пощёчины Нина пыталась говорить уверенно. Но Мирослава отчётливо уловила в её голосе нотки страха. – Ты хотел меня.

– И я тебя получил. – По интонации мужа было понятно, что на самом деле он имел в виду: сделать это ему было совершенно несложно. – И теперь получу ещё раз.

– Мы только из постели…

Мира представила Нину. Возможно, та тоже вытянула перед собой руки, пытаясь избежать его близости.

– У меня потом дела. Не строй из себя недотрогу.

– Ты и с ней так себя вёл?

Нина совершила ошибку. Игнату нельзя было указывать на подобное.

– Не говори о ней и не произноси её имя, она тебя не касается, – раздалось его злое шипение.

– А как же мы?

– Я тебе что-то обещал? Нет. Хватит болтовни, иди сюда. И не смей плакать.

Мирослава услышала звук поцелуя, или ей так показалось. Неважно. Стоило отойти от первого шока, как её накрыло волной отвращения.

Игнат и Нина были в её постели, в их постели. Одно дело, когда он изменял ей где-то там, где её не было, и совершенно другое, когда он привёл любовницу в их дом. И что, если он сделал подобное не в первый раз?

– Сильнее… – донеслось из ванной.

И Мирослава могла понять Нину. Она тоже не раз и не два подчинялась его напору. И вопреки всему получала удовольствие.

Злость и страх не позволяли пошевелиться, но ей необходимо было уйти. Не унижать себя ещё больше, слушая звуки их секса. Да и попадаться ему на глаза она совершенно не собиралась.

Мира отступила на шаг. Вспотевшей от напряжения рукой закрыла за собой дверь. Ключи едва не выскользнули из дрожавших пальцев. Но всё же удалось запереть замок.

Уже идя по улице, Мирослава не могла отделаться от чувства вины. Она сделала то, за что возможно никогда себя не простит. Но такова была цена её свободы.

Правда о ней. Глава 14

Полине сказала первое, что пришло в голову: якобы так и не смогла зайти в квартиру. Про Нину промолчала, потому что не хватило смелости признаться. Полина бы совсем не удивилась подобному, наоборот, она ведь её предупреждала. Однако Мирослава не верила. Всегда находила для Игната оправдания, пока однажды они ни закончились. Мирослава не смогла придумать отговорку, когда Полина рассказала, что Игнат ей угрожал. Но и поверить, что он смог бы причинить той боль, тоже не вышло. То, что Игнат делал с ней самой, не считалось.

«Просто он порывистый. И свои эмоции выражает так. Иногда. Но только со мной. Он не мог сказать тебе ничего такого. Или сделать. Ты же понимаешь?»

Полина отказалась понимать. Тогда они и поссорились.

Какой же дурой Мирослава была! Вспоминая обо всех словах – правильных!, что не раз и не два слышала от подруги, сгорала от