Летний сад - Полина Саймонс

– Да, хотя он и был коммунистом.

– Но почему?!.

– Его идеализм был заразителен. Он считал, что эти идеи сработают. Думаю, под конец он понял, почему этого не случилось. Ведь на первый взгляд все выглядело таким правильным! Все работают ради общего блага, каждый делится плодами своего труда. И вдруг оказалось, что плодов нет. Никто не мог понять почему, и уж в последнюю очередь он.

– А твоя мать?

– Она не была идеалисткой. Она была романтиком. Она поступила так ради него, она в него верила.

– А как насчет тебя… Ты был на чьей стороне?

– Поначалу на его… Он умел очаровывать. Он мог убедить тебя в чем угодно. В этом смысле он немного походил на твою мать. Мне бы хотелось быть похожим на него. Но когда дорос примерно до твоих лет, я уже не мог не обращать внимания на реальность так же, как он. И моя мать тоже не могла. Поэтому мы с отцом… ну, понимаешь, сталкивались лбами.

Александр и Энтони снова замолчали, глядя на ночную дорогу. Они ехали к Пиме по Шеа, и вокруг них была только пустыня. Александр знал, о чем думает Энтони, – что в их доме правит только один закон, и это не закон Энтони. Стычки в их доме не дозволялись. Вспоминая прошлое, Александр и поверить не мог в кое-что из того, что Гарольд Баррингтон позволял подростку Александру.

– Мой отец был гражданским, не солдатом, Энт, – сказал он наконец. – Это огромная разница.

– Разве я что-то сказал? А потом их арестовали?

– Потом их арестовали.

– Мама говорила, тебя тоже арестовывали.

– Приятель, меня арестовывали столько раз, что я и счет потерял, – улыбнулся Александр.

– Она говорила, ты виделся с отцом в тюрьме как раз перед тем, как он умер?

– Да.

Они повернули налево, к Пиме. Скоро будут дома.

– А с ней ты виделся? – Энтони внимательно посмотрел на отца.

– Нет.

Вот оно. Вот этот дьявольский момент, эффект догоревшей сигареты, прожигающей еще одну дыру в душе. Как-то утром Александр вышел из дому, направляясь в школу, а когда вернулся, его мать исчезла, его отец исчез, его семья исчезла. Он никогда больше не видел матери и не говорил с ней после того утра, когда он так беспечно покинул дом, не бросив на прощание даже «увидимся».

– Твоя мама снова, к несчастью, права насчет меня. Это действительно то, о чем я не могу говорить. Спроси у нее, если хочешь. Извини, малыш. – Александр крепче сжал руль.

Они снова ненадолго ушли каждый в себя.

– Но как же ты сбежал? – спросил Энтони.

– В который раз?

– Когда тебе было семнадцать.

– Я спрыгнул с поезда на мосту через Волгу.

– Высоко?

– Очень высоко.

Сто футов до неведомого.

– А потом ты познакомился с мамой?

Александр засмеялся:

– Да. Я прыгнул в реку, а потом всякое-разное, тиф, армия, война с Финляндией, а потом я встретил маму.

– Тиф… Ты поэтому постоянно требуешь, чтобы я принимал душ?

– Я велю тебе принимать душ, чтобы ты не вызывал отвращения у девочек, когда станешь старше.

Хотя, возможно, немножко отвращения слегка понизило бы их интерес.

– Па, пожалуйста, мы ведь не уходим от темы?

– Нет, сынок, нет.

– Расскажи, как ты ее встретил.

Взгляд Энтони потеплел в предвкушении. И он всем телом развернулся к отцу.

– Я шел по улице Ленинграда, патрулировал. А она сидела на другой стороне улицы на лавочке и ела мороженое.

– А мама не так говорит, – насмешливо возразил Энтони. – Она говорит, ты сел в автобус следом за ней, а потом преследовал ее практически до Финляндии.

– Это потом. А сначала она сидела на скамейке. – Александр улыбнулся. – Она так наслаждалась мороженым!

– А еще что?

– В общем… Она напевала. Мурлыкала: «Когда-нибудь мы встретимся во Львове, моя любовь и я…»

Александр повторил далекую мелодию той песни. Он ее почти не помнил.

– А ты что сделал?

– Перешел улицу.

Энтони уставился на него:

– Но почему?

– Ты ведь видел свою маму, да?

– Она и в шестнадцать была хорошенькой?

– Можно и так сказать. – Александр отогнал от себя ее образ, чтобы видеть дорогу.

– Но в Ленинграде были же и другие хорошенькие девушки, так? Мамуля говорит, у тебя были подруги до нее.

Александр пожал плечами, как бы подтверждая то, чего он не мог рассказать сыну, то есть о ночных гулянках, приятном разнообразии девушек-девушек-девушек… А потом появилась его мать.

Энтони задумался.

– Я как-то слышал, ты говорил маме, что родился дважды. В первый раз в девятнадцатом году, а во второй раз – с ней. Это было на той улице в Ленинграде?

– Я так говорил? – Александр ничего подобного не помнил. – А когда я это сказал?

– На Бетель-Айленде. Я лежал рядом с ней. И вы шептались.

– Ты помнишь Бетель-Айленд? – Александр улыбнулся, его пронзила сладкая тоска.

– Да, – без улыбки подтвердил Энтони. – Вы тогда были такими счастливыми… – Он отвернулся к пассажирскому окну.

И Александр перестал улыбаться.

Дома он зашел в комнату Энтони и сел на кровать.

– Послушай, – сказал он сыну, – можешь ты побыть один несколько часов, если я съезжу в госпиталь, повидать маму?

– Зачем, что случилось?

– Ничего.

– Ох…

– Я просто… Ты ведь теперь уже совсем большой, четырнадцать с половиной.

– Да все будет в порядке, па. Оставь мне пистолет.

Александр ткнул сына в бок:

– Даже не упоминай при маме, что я учил тебя стрелять, или нам обоим сильно достанется.

– Но ты же не думаешь, что она не знает, чем мы занимаемся, когда ее нет дома?

– Энтони!

– Ладно-ладно.

– Веди себя хорошо. Если что – позвони в госпиталь.

Часом позже Александр был уже в приемном отделении госпиталя. Эрин вспыхнула радостью.

– Привет, Александр! – воскликнула она. – Вот так сюрприз! Погоди, я сообщу Тане. Она в хирургии. Там разрыв селезенки, автомобильная авария с пятью машинами.

В этот момент зазвонил телефон.

– Твой муж приехал! – сказала Эрин в трубку. И с улыбкой помолчала. – Да, твой муж.

Александр увидел какого-то оборванного старика; тот, волоча ноги, подошел и выжидающе уставился на Эрин:

– Она скоро придет?

– Я же вам говорила, будет через несколько минут, Чарли, – ответила дежурная. – Посидите пока.

Александр вопросительно глянул на Эрин.

– Он без нее не может успокоиться, – шепотом пояснила та.

Подошла женщина, держа на руках мальчика лет девяти.

– Мы уже так долго ждем, – резко произнесла она. – Она нужна ему.

– Будет через минуту, – повторила Эрин и шепнула Александру: – Мне следует сказать «возьмите номер», так?