Летний сад - Полина Саймонс

женщины. И учителя в школе Энтони – женщины. И библиотекари – женщины. Ох, и те леди, что продают тебе косметику в «Мэйси», – тоже женщины! Может быть, ты незнакома с работающими женщинами потому, что они очень много работают?

Гости неловко затихли. Каждый делал вид, что отламывает вилкой кусочек пирожного, – включая Александра!

– Да, но многие из них незамужние в отличие от тебя.

– Да, пожалуй, – согласилась Татьяна, глядя на мужа. – Это верно, большинство работающих женщин или вдовы, или не вышли замуж. Одни из них постарше. Другие моложе. Но, Карен, но все равно все они женщины.

– Ох, я знаю, но я бы ни за что не захотела стать сиделкой. Это выглядит так… неприятно. – На лице и в голосе Карен отразилось отвращение. – Ты в приемном отделении или в сортировке?

– Я в отделении для тяжелых.

Александр не поднимал головы. «Ведь так, Шура, – хотелось сказать Татьяне. – Ты ведь помнишь, да, что, когда я была военной медсестрой, я выбежала на лед Невы прямо под обстрелом, во время сражения за Ленинград, чтобы вытащить на берег твое тело? А потом я стала твоей бессменной сиделкой?»

– Ты, должно быть, видела очень много плохого, – сказала Карен.

– За свою жизнь мне приходилось видеть много такого, что я не хотела бы видеть. – Она посмотрела на свои руки, лежавшие на столе.

– И сколько часов ты работаешь?

– Пятьдесят.

– Пятьдесят! – (Никто за столом не мог в это поверить.) – Представить не могу, где ты берешь время для всего остального? – сказала Карен. – Кто вам готовит еду?

– Я готовлю.

– А уборкой кто занимается?

– Я.

– А стиркой?

– Тоже я.

Кто-то из девушек присвистнул. Все замолчали.

А потом Аманда сказала:

– Да, но что делать тем, у кого есть дети, Таня?

Татьяна промолчала. Она посмотрела на Александра, а тот уставился на собственные руки.

Тут возник Энтони; он ворвался в столовую и громко, нервно воскликнул:

– Оставьте в покое мою маму! Она работает больше всех вас! И пока вы развлекаетесь за ланчем, она помогает больным и умирающим! Вот что она делает, пока вы хлебаете крем-соду и судите ее! Вот такая она – медсестра в тяжелом отделении, и еще она мать!

Татьяна показала на Энтони:

– Аманда, вот мое дитя. Ты ведь его помнишь, да?

Энтони бросился к отцу:

– И если бы она не была сестрой Красного Креста, ты, – он ткнул в Александра дрожащим пальцем, – ты знаешь, где мог бы оказаться!

– Энтони! Довольно! – воскликнула Татьяна.

– Нет, не довольно!

Александр встал из-за стола и остановил Энтони таким мрачным и суровым взглядом, что мальчик тут же молча покинул комнату. Татьяна извинилась, и они вскоре ушли.

В грузовике они тоже хранили молчание, но дома Энтони молчать не стал. Они едва успели войти в дверь, еще топтались перед кухней, там, где был застрелен Дадли, когда Энтони сказал, стараясь сдерживаться:

– Папа, я просто не понимаю, как ты мог сидеть там и ничего не сказать!

– Энтони! – прикрикнула Татьяна. – Иди в свою комнату!

– Нет! – гаркнул в ответ Энтони.

Александр ударил ладонью по губам сына:

– Никогда больше не повышай голоса на мать!

– Да почему… Ты же так делаешь!

Встав между ними, Татьяна схватила Александра за руку и очень тихо сказала:

– Нет. Сейчас же прекрати.

– Ты мне велишь прекратить? – возмутился Александр. – Да ты слышишь его?

И вдруг из-за спины Татьяны набравшийся храбрости Энтони вставил:

– Это ты виновата, мама. Это потому, что все, что он делает, тебя устраивает – всё! Он на тебя кричит – хорошо. Он не произносит ни слова, когда люди на тебя нападают, – тоже хорошо!

– Энтони! – взревел Александр.

Татьяна впилась ногтями в его руку, понимая, что он может оторвать ее от себя только силой, и надеясь, что он сдержится на глазах сына.

И он сдержался. Напряжение в его теле слегка ослабело. Александр вскинул вверх руки и отступил от нее, взял ее за плечи, заглянул в лицо и негромко сказал:

– Он так говорит потому, что ты ему потакаешь. Ты ему все спускаешь с рук. Но я не собираюсь идти этим путем. А теперь оставь меня.

Энтони стоял на месте, тяжело дыша.

– Что с тобой, черт побери? – спросил Александр сына. – Сколько раз твоя мать говорила тебе – не лезь в наши дела! Хочешь ссориться со мной – отлично, ты недоволен мной – ладно, но о чем ты вообще думаешь, говоря так со своей матерью?

Со слезами оскорбленной гордости на глазах Энтони ответил еще тише:

– Ох, теперь я понял: это от меня нужно защищать маму!

На сей раз Татьяна не стала сдерживать Александра. Она бросилась на Энтони.

– Твой отец прав, ты совершенно ничего не понимаешь! – воскликнула она и вытолкала сына в коридор, а потом отвела в его комнату, шепча: – Прекрати! – прежде чем захлопнула дверь.

Энтони не слышал ссоры родителей. Он был уверен, что до него донесутся громкие голоса, крик, но ничего такого не было. Полчаса спустя он молча вышел из своей комнаты. Дверь их спальни была открыта. Он тихонько подошел к задней двери и увидел, что его отец сидит на террасе. Мать, устроившись на его коленях, обнимала его. Их лица прижимались друг к другу. Они слегка раскачивались. Энтони кашлянул. Отец перестал раскачиваться; мать, сидевшая спиной к Энтони, поправила блузку. Энтони начал говорить о том, что ему нужно подписанное разрешение для школьной поездки.

– Твоя мать сейчас придет. Уходи.

Александр даже не повернул головы, говоря это. Энтони вернулся в дом.

Вскоре дверь его комнаты открылась. Энтони ждал – он надеялся увидеть мать, но вошел отец. Он подписал разрешение, а потом сел на край кровати. Энтони скривил губы. Он не мог с ним говорить. Он вообще почти не в силах был говорить об этом с матерью, но с ней он мог хотя бы поплакать, накричать на нее, нагрубить… С ней он мог делать что угодно. Но с отцом такое было невозможно. И тем не менее Энтони был крайне расстроен и зол.

– Что с тобой происходит? – спросил Александр. – Давай. Выкладывай!

Стараясь говорить ровным голосом, Энтони сказал:

– Я не понимаю, как ты можешь не защищать ее, папа. Они вели себя с ней просто подло. Разве Аманда не считается маминой подругой?

– Она подруга по настроению. Мама не ждет от нее слишком многого, так что Аманда ее не разочаровывает. – Он немного помолчал. – Но, Энт… Ты знаешь, что наша жизнь – это не демонстрация перед знакомыми за десертом. Ты это знаешь! Ты мой сын,