Это (не) измена - Галина Милоградская

не останавливали мужчин от измен, я же ещё больше чувствовала бы себя обманутой. Нет, я поставила карьеру на первое место и ничуть не жалею. Сейчас тем более. Держа Яшку на сгибе руки, Платон заходит на кухню, кивает маме.

— Марина Валентиновна, рад видеть.

— Ты меня разочаровал, — со вздохом говорит мама и отставляет нетронутый чай. — Очень разочаровал, Платон.

— Простите, — он низко опускает голову и выглядит искренне подавленным. Я слишком хорошо его знаю, чтобы отличить искренность от фальши. Когда изменял, не думал, как к этому мои родители отнесутся, м?

— Исправляйся, пока тебе дают шанс, — резко бросает мама и смотрит на меня. Какой шанс? Это она о том, чтобы окончательно определилась?..

Мама уходит, смотрю на две склонённых друг к другу головы: белую и каштановую, и больше всего хочу всё вернуть. Меньше знаешь — крепче спишь. Лучше бы никогда ничего не знала. Догадывалась бы, но не знала. Няня давно ушла, Платон укладывает Яшку спать, я же лежу и дрожу, сама не знаю, почему. Когда он входит в спальню, взгляд невольно упирается в широкую грудь.

— То, что мы спим в одной кровати, ничего не меняет. Это временно, — говорю, очерчивая границы. Прежде всего для себя.

— И не думал надеяться, — хмыкает он слишком уж весело. Ложится и поворачивается спиной. Хочется привычно уткнуться носом между лопаток, обнять, но я тоже отворачиваюсь с тяжело бьющимся сердцем. Почему всё так сложно? Это только звучит просто: соберись и уйди. По сути по живому рвать приходится, оказывается, слишком больно.

Просыпаюсь одна. Ещё рано, половина шестого, но кровать давно остыла. Ёжусь, выбираясь из-под одеяла, слышу приглушённый голос Платона. Любопытство берёт верх — с кем он в такую рань разговаривает? По собственным правилам не начинает деловые разговоры до десяти утра. Значит, другая женщина?..

— Да, Дима, я понял. Спасибо. В час. Свяжись с ней, не хочу лишний раз разговаривать.

Кто она? Что в час? Почему нельзя превратиться в муху и весь день следить за ним? Да почему меня вообще это волнует? Просто неприятно понимать, что сейчас он умудряется назначать встречи с другими. Горбатого могила исправит…

День пролетает стремительно, почти всё время провела на производстве, своими глазами смотрела на запуск новой линии оборудования, слушала рассказы инженеров и мастеров. В такие моменты горжусь своей работой, нашим делом. От меня, от моей личной жизни во многом зависит благополучие этих людей, поэтому надо стиснуть зубы и держаться до успешного выпуска акций. Все тут уже получили их, стали нашими акционерами, и прибыль от продажи скажется на их премиях. Если повезёт — немаленьких.

К концу рабочего дня в офисе почти никого не осталось, на моём столе — букет французский роз. Красных, в тон моему костюму. Записки нет, но я и так знаю, от кого. В груди разливается приятное тепло. Иду к Егору, точно зная, что застану на месте. Он явно доволен реакцией, даже не пытается скрыть улыбку, а я… Я наивно надеялась, что поцелует. Поцелует и заставит забыть о Платоне, о постоянной ноющей боли. Выдернет уже эту занозу. Но разве правильно пользоваться им, толком ничего не предлагая взамен, только своё тело? Запуталась. Почему всё так сложно? Живи мы обычной жизнью, я бы давно ушла. Или, Платон не изменял бы мне, не был бы окружен таким количеством женщин, желающих залезть в его кошелёк?.. Кого обманываю, если бы захотел — изменял бы в любом мире, в любой реальности.

Домой возвращаюсь снова пешком — весь день ездила с водителем, свою малышку оставила на парковке. Платон дома, в душе. Яшка гуляет с няней, она написала, что он попросил пирожные и они решили пройтись до кондитерской. На кровати лежит раскрытый портфель, из которого виднеются документы. Обычно он не такой небрежный, важные вещи где попало не разбрасывает. Беру портфель, кладу на комод, когда взгляд невольно задерживается на краю торчащего листа бумаги. «ДНК». Три буквы, от которых волосы становятся дыбом, а в животе становится пусто. Тяну бумагу за край, смысл слов постоянно ускользает. Несколько раз перечитываю, прежде чем доходит, что вижу. «Вероятность отцовства 98%…» Даже не замечаю, что вода давно перестала шуметь, что стало тихо, только мелко звенит в ушах.

— Ядвиг, — от голоса Платона подскакиваю на месте. Перед глазами плывёт. Он стоит близко, в одном полотенце, смотрит на бумагу, как на ядовитую тварь. — Я… я понимаю… это… — Проводит рукой по мокрым волосам, стискивает их. — Блядь! Я был уверен, что он не мой! Я бы никогда!..

— Я вижу, — отвечаю, едва шевеля помертвевшими губами.

— Мы повторим тест позже, это ошибка, поверь.

— Да, — киваю, опуская бумагу на комод. И минуты не могу находиться рядом, даже дышать одним воздухом всё равно, что добровольно себя травить. На деревянных ногах иду в детскую — Вика с Яшкой уже вернулись.

— Вика, ты не могла бы сегодня остаться на ночь? Мне надо срочно уехать, а Платону завтра рано вставать, он не сможет отвезти в садик. Прости, что так внезапно, но если ты не можешь, я что-нибудь придумаю…

— Всё в порядке, Ядвига Яновна, — улыбается Вика. — У меня не было планов, поэтому могу остаться.

— Спасибо, — киваю и даже нахожу в себе силы улыбнуться. Ложь даётся слишком легко.

— Ядвиг, нам надо поговорить, — начинает Платон, когда возвращаюсь в спальню за телефоном. Он уже оделся, выглядит взволнованным, а у меня заледенело всё внутри.

— Не подходи ко мне, — отвечаю безжизненно. Только не смотреть на него, не смотреть в его сторону, не видеть виноватые глаза.

— Куда ты на ночь глядя?

— Подальше от тебя.

Мне надо побыть одной, но не здесь, где стены давят, и всё пропитано прошлой жизнью. Платон не пытается остановить, а если бы посмел, боюсь, сорвалась бы. Закатила скандал, что-нибудь разбила, желательно, об его голову. Сперва бесцельно езжу по городу, белый шум в голове не проходит. Потом снимаю номер недалеко от дома и офиса, раздеваюсь, забираюсь с головой под одеяло, отсекая себя от всего мира. Почему до сих пор не получается заплакать? Уверена, стало бы легче. Даже не понимаю, как уснула, на утро голова тяжёлая. Времени ехать домой, чтобы переодеться, нет.

На столе до сих пор стоят цветы, но сейчас они не трогают. Весь день проходит в