Лицо с обложки - Юлия Белкина

Полицейские переглянулись, что-то быстро залопотали между собой. Тот, что сидел за рулем, прибавил скорость.

На резком повороте Лоре стало дурно. Хорошо, что она ничего не ела сегодня, только пила… При воспоминании о том шампанском, которое ее заставила выпить Май, о странной таблетке, о трех стаканчиках кофе все содержимое желудка Лоры подкатило к горлу.

— Остановись, ее рвет!

— Ничего. Дай ей пакет.

Полицейский протянул ей бумажный пакет, как в самолете.

Лора подумала: почему они не останавливаются? Ведь мне плохо! Хоть бы окно открыли! Она попыталась нажимать наугад все кнопки на двери, чтобы опустить стекло, но этот невинный маневр привел полицейских в бешенство. Один обернулся и заорал на Лору:

— Сиди смирно! Руки на колени, чтобы я видел!

Она испуганно отпрянула назад. Не поняла, что привело его в такую ярость? А машина тем временем мчалась по ночному, празднично иллюминированному городу…

И вдруг Лору словно иглой пронзила мысль: «Какое посольство работает в рождественскую ночь?» И, словно угадав ее мысли, сидящий на переднем сиденье полицейский повернулся к ней лицом и наставил на нее пистолет.

— Даже не шевелись, стерва, мозги по стеклу размажу! — пригрозил он и, обращаясь к своему напарнику добавил: — Хозяин сказал, что ждет нас на Потсдамском шоссе.

Глава 3. ХОЗЯИН

В том, что красота — это страшная сила, Павлик Казанецкий убедился в нежном восемнадцатилетнем возрасте. Встреча с судьбой произошла на выпускном балу частного вроцлавского Коперниковского лицея, куда Павлика (не на бал, разумеется, а в лицей!) сунул папа, имеющий свои виды на блестящее будущее отпрыска.

Накануне выпускного бала лицеистов между отцом и сыном Казанецкими произошла классическая сцена. Сын требовал у отца по случаю окончания лицея подарить ему машину, причем искренне считал свои претензии обоснованными и даже весьма скромными: просил-то не бог весть что, а заурядный «опель-кадет». Но Казанецкий-старший, как и положено крупному финансисту и директору фонда «Демократическое образование ради будущего Восточной Европы», ответил недорослю нравоучительной беседой в духе евангельской притчи о блудном сыне, а также привел несколько примеров из истории (Билл Гейтс, например), когда дети сами зарабатывали свой первый миллион к совершеннолетию.

Расстались они врагами.

Как известно, современный мир делится на три категории: на тех, кто еще не слышал о Билле Гейтсе, тех, кто ненавидит Билла Гейтса, и самого Билла Гейтса. Недоросль Казанецкий соотносил себя со второй категорией, хотя всю свою сознательную жизнь стремился попасть в третью.

Знаменательную дату обретения дипломов преподаватели Коперниковского лицея и родители лицеистов отмечали неумеренными возлияниями в снятом на одну ночь кемпинге «Еленья Гура», на берегу живописной Одры. Молодежь предпочитала веселился в обществе друг друга, поэтому ближе к полуночи «старики» почувствовали себя совсем раскованно.

Поздней ночью, плавно переходящей в раннее утро, молодой Казанецкий задумчиво брел по тропинке вдоль Одры, понурив голову и, быть может, размышляя о карьере того же Гейтса… Неожиданно от возвышенных мыслей о чужом богатстве его отвлекло приземленное восклицание родного отца:

— О, матка боска, что за грудь! Какая грудь!

Вслед за этим восклицанием, прорезавшим ночную тишину подобно реву бомбардировщика, на застекленной террасе ресторана воцарилась обманчивая тишина.

Павел нырнул в заросли корейских бегоний, окаймлявших террасу, и расплющил нос о стекло, Он увидел, что в центре всеобщего внимания оказалась молодая преподавательница гимнастики, которая явилась на выпускной бал в модно декольтированном вечернем платье. Господин директор фонда развития демократии, в состоянии алкогольного опьянения похожий на красномордого фавна, перился в соблазнительное декольте нимфы всеми четырьмя глазами, и жидкие волосы на его макушке стояли дыбом.

При первых звуках фанфар, предвещавших появление его величества Публичного Скандала, две родительницы встали из-за стола и увели за собой мужей. Пан Казанецкий-старший, не держась на ногах, грузно осел на стул рядом с нимфой и ухватился за кромку ее декольте, увеличивая угол обзора.

— Какие роскошные груди! — объявил он на всю террасу. — За эти сиськи я бы отдал что угодно… Хоть целое состояние.

— Ну-ну, Лешек, — прокашлялся в кулак генеральный директор компании сотовой связи, чей сын учился вместе с Павлом. — Не надо так преувеличивать. Идем проветримся.

Красная, словно ошпаренная кипятком, учительница гимнастики, пытаясь убрать руку пана Казанецкого со своего декольте, бросал умоляющие взгляды в сторону мужа-физика. Тот, приросший к полу в районе стола со спиртными напитками, жалобно пробормотал:

— Эва, надо же понимать шутки…

Пан Казанецкий свирепо гаркнул на него:

— Молчать, молекула! Я не собираюсь соблазнять твою жену. Если она выставляет себя напоказ, то я имею полное право восхищаться и авторитетно заявляю: эта грудь и эта задница достойны восхищения.

— Лешек! — решила наконец вмешаться пани Казанецкая. — Ты портишь людям праздник. Поехали домой.

— Заткнись, баба! Мы не в костеле. — Директор фонда повернулся к учительнице гимнастики. — Вот что, Эва! Открой свою грудь — и я кладу десять тысяч долларов на стол!

Кто-то возмущенно ахнул, кто-то игриво рассмеялся. Одни встали и начали пробираться к выходу, другие, наоборот, придвинулись ближе. Обстановка напоминала аукцион.

Павел видел, как отец достал из кармана пухлый бумажник. Взял одну из банковских кредитных карточек, положил на середину стола и вызывающе сказал:

— Здесь на счету ровно десять штук. Откроешь?

— Лешек! Прекрати! — снова закричала пани Казанецкая.

— Молчать! Я спрашиваю, откроешь? Иди прибавить еще столько же? У меня ресурсов хватит.

— Лешек, ты напился! — всполошилась пани Казанецкая, хватаясь за голову.

— Да, я напился! А раз напился, то желаю развлекаться! Ну, как, пани Эва? Что ты думаешь?

И тут красавица учительница доказала, что гимнастика развивает не только фигypy, но и быстроту реакции. Со слаженностью действий, достойной олимпийской чемпионки, она одной рукой обнажила грудь, другой схватила со стола кредитную карточку и сунула ее во «французский сейф», после чего встала из-за стола, бросила испепеляющий взгляд на своего физика и вышла вон с гордо поднятой головой.

Господин директор фонда попытался последовать за нимфой, но опрокинул стул и растянулся на полу. Весь его пыл угас. С потерей десяти тысяч долларов он стал кротким, как домашнее животное, и позволил супруге увести себя в машину.

А недоросль Казанецкий нырнул под сень бегоний и глубоко задумался. Его распирали новые, никогда прежде нс приходившие в голову идеи. Хотелось заорать на весь ночной лес: «Эврика!»

Все гениальное оказалось не просто, а очень просто! И жаль даже этого дурака Билли Гейтса, который заработал миллиарды на своих «окнах», но так и не получил право именоваться полным именем — Уильям. Стоило ли так надрываться?

Павла впечатлило вовсе не то, что замужняя