Соблазн в мегаполисе - Виолетта Рей

На четвёртом этаже обитал молодой человек по имени Пьер Граньон, скромный служащий канцелярии министерства финансов. Его имя никогда не звучало в модных салонах, и трудно было представить, что кто-то в великом свете мог услышать о его существовании. Он обладал средней внешностью, а его манеры были настолько сдержанны, что он нередко оставался невидимым даже среди коллег. Но в душе Пьера, как и в душе всякого мыслящего парижанина, горел тонкий огонёк честолюбия, примешанный к романтической натуре, которая мечтала о великом чувстве, способном превратить серый будничный мир в сказку.

Квартира Пьера была невелика и скромна: узкая комнатка с высоким окном, выходящим во внутренний двор, где напротив расположилось ещё одно здание. Создавалось впечатление, будто оба дома, старые и обшарпанные, склонились друг к другу, словно ветхие старики, обменивающиеся тяжёлыми воспоминаниями. Но, в отличие от внешнего облика домов, от окон отражались детали множества человеческих жизней. Пьер часто замечал мелькание чьих-то силуэтов напротив; иногда он слышал еле различимую музыку фортепиано. В другое время до него доносились женские голоса или детский смех. Так проходили дни, сколь однообразные, столь и наполненные для Пьера потайной привлекательностью чужих историй.

Однажды, вернувшись с работы в пасмурный осенний вечер, Пьер поставил на узкий подоконник свою одинокую свечу и рассеянно смотрел на слабый отблеск, который плясал на холодном стекле. Он заметил, что на противоположном окне появилось движение: кто-то осторожно задвигал тяжёлые портьеры, и в проёме мелькнуло лицо женщины. На какую-то долю мгновения их взгляды встретились: едва уловимое прикосновение взглядов, словно прикосновение двух крыльев бабочек. Сердце Пьера дрогнуло; он не мог объяснить, отчего так взволновался, – но в душе его что-то шевельнулось, словно там затаилась целая вселенная, дожидающаяся пробуждения.

На следующий день Пьер заметил, что в окне напротив днём не бывает света. Зато с наступлением сумерек то окно озарялась мягким мерцанием лампы, и вновь в глубине квартиры появлялся женский силуэт. Пьер не знал имени незнакомки, не слышал её голоса. Но в манере, с которой она откидывала волосы или подносила руку ко лбу, проглядывали изящество и тонкая меланхолия. Одетая в тёмное платье, она напоминала призрак из ушедшего века, застывший между светом лампы и бархатом сумерек.

В течение нескольких дней Пьер краем глаза замечал её присутствие и поразился тому, как быстро оно стало для него жизненной необходимостью. Словно он привык к этому таинственному женскому образу, к её робким жестам. Иногда она тоже поглядывала в его сторону, но всегда так осторожно, будто боялась признаться в том, что видит его. В эти моменты Пьер чувствовал, как его кровь вскипает от внутреннего трепета.

«Кто она? – спрашивал себя Пьер. – Может, дочь какого-нибудь разорившегося барона или маркиза, нашедшая приют в этом старом доме? Или, быть может, жена великого музыканта, стремящегося сохранить анонимность?» Но ни одна догадка не приносила удовлетворения; его пленяла сама тайна этой женщины, заключённая в узком пространстве напротив.Однажды, вернувшись домой немного раньше, чем обычно, он услышал слабый звук рояля, доносящийся откуда-то из-за окна напротив. Сперва Пьер подумал, что ему почудилось, но звук становился всё явственнее. То была нежная, несколько печальная мелодия, и, хотя мотив не был ему знаком, Пьер ощутил нечто вроде невыразимой тоски и одновременно утешения.

С каждым вечером связь, возникшая между ними, становилась всё осязаемее. Они обменивались косыми взглядами: иногда она позволяла себе дольше задержать глаза на Пьере. Время от времени он замечал, как она отступала от окна, видимо, смущаясь собственной смелости. Другие жильцы того дома, вероятно, и не подозревали, какая невидимая драма зреет за этими занавесками.

Однако настоящим поворотом в этой истории стала ночь, когда Пьер, утомившись от поздних бухгалтерских сводок, вдруг услыхал стук в его собственное окно. Капли дождя барабанили по стеклу, но стук явственно повторился. Оглядевшись, он увидел напротив едва освещённый силуэт той самой женщины. Она приоткрыла окно и тихонько бросила в его сторону небольшой свернутый листок. Выбравшись на подоконник, Пьер с трепетом поймал эту записку. Расправив бумагу при свете одинокой свечи, он прочёл изящным женским почерком:

«Месье, прошу простить мою дерзость, но эти случайные взгляды стали мне дороже многих посещений салонов. Не знаю, кто вы и каково ваше имя, однако чувствую, что в нашей странной переписке – если можно так назвать эти немые встречи взглядов – есть нечто особенное. Позвольте мне узнать вас? Завтра в полночь, когда в доме стихнут все голоса, я оставлю своё окно приоткрытым. Если вы осмелитесь войти, то найдёте ключ под цветочным горшком на карнизе у балкона. С почтением, та, кто посылает вам это послание.»

От волнения Пьер не мог уснуть почти до утра. Он обдумывал каждую возможную ловушку или подвох: вдруг это насмешка? Или, что ещё хуже, это подстроенный капкан для легковерного человека? Но как только наступил следующий вечер, сомнения исчезли, оставив место лишь пылкому стремлению встретиться с этой таинственной незнакомкой. В его груди разгоралось любопытство, граничащее с отчаянием: упустить такой шанс означало бы отказаться от возможного счастья, о котором он мечтал, глядя в холодную тишину парижских ночей.

В назначенный час, когда все в доме стихло, Пьер осторожно вышел в общий коридор, спустился на этаж ниже, где, как он выяснил раньше, существовал крохотный переход на смежную лестничную клетку. В сумеречном свете коптилки он проскользнул через скрипучую дверь и оказался во внутреннем дворике. Ветер бросал ему в лицо моросящий дождь. Спустя мгновение он нашёл нужный балкон. Сердце его билось так сильно, что казалось, его слышит не только вся парижская улица, но и сама таинственная дама.

На балконе, действительно, стоял глиняный горшок с увядшим цветком. Под ним лежал маленький металлический ключ. Руки Пьера дрожали, когда он вставил его в дверь и тихо приоткрыл ставни. В полумраке комнаты он разглядел контур роскошного, хотя и потускневшего от времени дивана, узоры на стенах, тонкие, но дорогие ковры. Все говорило о вкусе человека, который, несмотря на утраченный блеск, не забыл об утончённости бытия.

В дальнем углу у камина стояла та самая женщина. На ней было простое платье без особых украшений – лишь у горла мерцала брошь в форме лилии. Свет лампы выхватывал нежные черты её лица, указывая на благородное происхождение: высокие скулы, тонкий, чуть горделивый нос, мягкий изгиб губ. Заметив, как нервно Пьер захлопнул за собой дверь, она