Соблазн в мегаполисе - Виолетта Рей

или документами, а на её руке я заметил небольшую синеватую гематому. Мы неловко уступили друг другу дорогу на узкой площадке, и она прошептала: – Прошу прощения, – и её голос дрожал. – Вы… вы живёте наверху? – Да, – ответил я, смущённо улыбнувшись. – Только недавно переехал.

Вечером я вновь услышал ту же тревожную музыку. Каждый аккорд, ударяя по рояльным струнам, отражался в моём сердце дурным предчувствием. Звук был неритмичен и полон какой-то внутренней борьбы. Я решил, что во что бы то ни стало разузнаю, что происходит этажом ниже.

– Понимаю. Не волнуйтесь, всё в порядке. Иногда… жизнь в этом городе тоже требует смелости. Извините, мне пора.На следующий день я подкараулил момент, когда женщина выходила из квартиры. Я вновь столкнулся с ней на лестнице. – Простите, я живу над вами… Хотел спросить: вы играете по вечерам? – Я не знал, как начать разговор, чтобы её не спугнуть. – Да, иногда… Мне это помогает успокоиться, – ответила она тихо. При ближайшем рассмотрении она показалась мне поразительно красивой, хотя и бледной, словно носила на душе тяжёлый груз. Её губы дрогнули в попытке улыбнуться, но улыбка вышла печальной. – Музыка замечательная, – сказал я так искренне, как мог. – Вы… профессионал? – Нет, скорее любитель. Когда-то занималась музыкой серьёзнее, но теперь… – Она осеклась, словно за этой фразой пряталась целая жизнь разочарований и несбывшихся надежд. – Возможно, вам мешают звуки? Простите, дом с плохой звукоизоляцией. – Нисколько! Напротив, мне нравится. – Я помолчал. – Просто иногда слышится шум, я… – Вы про вчерашний вечер? – спросила она насторожённо, чуть сжав пальцами свою папку. – Да, но не хотел лезть в чужие дела. – Я чувствовал, что между нами повисло напряжение и что ей страшно рассказывать правду. Она быстро отвела глаза и прерывисто вздохнула.

Она прошла мимо, на мгновение прикоснувшись плечом к моему, и в этом случайном касании было непередаваемое сочетание отчаяния и надежды. Я подумал о том, как легко можно жить рядом с человеком и не подозревать о его боли.

С тех пор любопытство, смешанное с сочувствием, не давало мне покоя. Меня терзала мысль: что происходит за дверью этажом ниже? Кто ещё живёт там? Под вечер, когда я вернулся домой, до меня снова донеслись звуки глухого спора: мужской голос, негромкий, но зловещий, и ответные отрывистые фразы той самой женщины. Потом шум захлопнувшейся двери. Под окнами мелькнул силуэт мужчины – высокий, стройный, в дорогом пальто – он выскочил из подъезда и скрылся в переулке. Спустя минуту я услышал внизу тихие всхлипывания.

– Давайте сегодня, – добавил я. – Если не сейчас, то когда?Как-то в воскресный день я увидел её в продуктовом магазине на углу. Она медлила у прилавка, смотрела на цены, держа в руках два яблока, словно не решаясь купить больше. Я предложил оплатить её покупку, но она отказалась, хотя и с явной благодарностью в глазах. – Простите мою дерзость, – проговорил я, чувствуя какое-то глубокое волнение. – Позвольте пригласить вас на чашку чая… или просто прогуляться? – Прогуляться? – переспросила она с удивлением. – Я… знаете, я почти не гуляю. Да и вообще… Она прикусила губу, но в её взгляде сквозило внутреннее желание хотя бы на время вырваться из тех стен, которые так тяготили её.

– Понимаете, здесь некуда бежать. Эти каменные стены, они меня не отпускают, – проговорила она, остановившись у края тротуара. – Когда я играю, я на миг забываюсь, возвращаюсь в тот мир, где я жила музыкой.Мы вышли из магазина и двинулись по одной из немногих тенистых аллей центрального района. Большие деревья лениво шелестели листвой, прохожие спешили по своим делам, и на миг город показался нам обоим почти дружелюбным. Она говорила мало, но с каждым словом раскрывала передо мной свою душу. Звали её Анастасия. Когда-то она училась в музыкальном училище, подавала надежды как пианистка, но жизнь распорядилась иначе. Она переехала в этот город вслед за мужем, который обещал ей будущее «подобно сиянию этих каменных джунглей», но всё обернулось печальным одиночеством. Со временем стали появляться и ссоры, и побои. Сначала редкие, потом частые.

Во мне закипела невиданная доселе решимость помочь ей, но я не знал, как именно. Я был таким же чужаком в этом городе, зависимым от денег, которых у меня почти не осталось, и от милости случайных знакомств. Но, несмотря на это, я чувствовал, что не могу оставить Анастасию в её беде.

Прошло ещё несколько дней, наполненных тяжёлой мрачной тишиной старого дома. Муж её, по словам Анастасии, почти не появлялся – занимался неизвестно чем. Но стоит ему переступить порог, как вся душа Анастасии сжималась. В её глазах читался немой вопрос: куда податься? Как вырваться из капкана? А я смотрел в её лицо, всё чаще замечая тёмные круги под глазами и новую царапину у запястья.

Я впустил её. Она упала на кресло и разрыдалась. Мне оставалось лишь накрыть её плечи своим пледом и попытаться найти слова утешения – воистину нелегкая задача в мире, где с каждым словом можно невольно выдать своё бессилие.Однажды, к моему удивлению, она сама постучалась в мою дверь. Это случилось уже за полночь. Анастасия стояла на пороге и дрожала, прижимая пальто к груди. – Я не знаю, что делать, – прошептала она, и в каждом её слове была безысходность. – Он вернулся… в гневе… Открыл бутылку. Я не хочу…

В тот миг я вспомнил всё, что проходил сам: отчаяние, страх, ощущение, что весь город против тебя. И осознал, что нам обоим – мне и Анастасии – нужен шанс спастись. Пусть даже этот мир никогда не будет к нам милостив.

Услышав мои слова, она вздрогнула, и в её глазах отразилась внутренняя борьба. Казалось, в тот миг рухнули те невидимые преграды, которые держали её на этой стылой и опасной территории. Мы обменялись взглядом, полным отчаяния и тихого надежного согласия.Наутро мы сидели в моей маленькой кухне, где медленно остывал заваренный чай, а яркий луч солнца ложился поперёк узкого стола. Анастасия предложила: – Я не могу продолжать здесь жить. Могла бы переехать к подруге, но она далеко и боится, что мой муж начнёт преследовать её. – Она смотрела на меня с мольбой. – Не знаю, куда идти… – Может, уедем вместе? – произнёс я почти машинально, будто внутри меня говорила сила, о существовании которой я и не подозревал.

Он посмотрел на меня с насмешкой и злобой. Может, во мне он увидел не более чем очередное препятствие, словно мелкую песчинку, которую легко