Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

– Я постараюсь.

– Так он быстрее поправится.

– Доктор, он же сможет играть?

– Вы смеетесь?

– Нет.

– Но и плакать тоже не нужно, – посмотрел он на окно, в которое начали биться капли дождя. Барабанная дробь пыталась разбить стекло. – Конечно, сможет.

Звучит барабан в ритме дождя.

– Не буду, – ответили ему дождливые глаза Вики.

– Вы слышите этот стук?

– Это дождь.

– Нет, как будто барабанная дробь, – посмотрел доктор в окно. Там, под дождем, стоял мужчина с барабаном.

– Это отец Макса. Переживает.

– Зачем так громко? Не больница, а пионерлагерь какой-то.

– Я его сейчас успокою, – улыбнулась Вика.

Сцена 10

Палата. Макс и Гузя

– Макс, давай уже возвращайся. Что хочешь делай, а вернись. Без тебя скучно стало в лиге. Драться некому, – засмеялся Гузя. – Все об этом говорят.

– Вроде бы иду на поправку. Но насчет драться… видишь сколько гипса на мне? Прямо изваяние.

– Все тебя ждут. Все ребята передают привет.

– А чего сами не пришли?

– Решающие игры на выезде, нужны очки, идем нос в нос с красно-белыми, ну как решающие, теперь уже за третье место, тренировки днем и ночью, все устают, сам понимаешь.

– Не, не понимаю.

– Да ладно тебе.

– Я им гол победный подарил, а они прийти не могут.

– Поэтому и не могут.

– Почему поэтому?

– Потому что не было гола, Макс, не было. Давай я тебе расскажу, как дело было, если хочешь.

– В гробу я видел то, что ты хочешь мне рассказать.

– Я же выиграл вбрасывание и скинул тебе шайбу. Ты пошел по левому краю, обвел двоих и вышел на вратаря. Потом замахнулся и замер, – показал Гузя наглядно, как он замахивается.

– А ты слышал этот истошный крик «Бей!»?

– Конечно, весь зал кричал. А отец твой бил в барабан.

– Нет, это был один голос. Я же помню, я слышал этот крик.

– А кто кричал?

– Если бы я знал.

– Но уже неважно, потому что дальше ты завис, в этот момент тебя Быстров и снес. Повезло ему, что его удалили тогда до конца матча, мы бы его урыли.

– Мы раз сто обсудили этот момент с ребятами, пытаясь понять, что тебя остановило.

– Голос.

– Какой к черту голос, Макс?

– Внутренний, Гузя, внутренний. Тебе этого не понять.

– А ты побывал в коме и все понял?

Макс посмотрел на Гузю и закрыл глаза.

– Ладно, Макс, я не хотел, ты давай выздоравливай. Мы тебя ждем в любом случае.

Макс снова прокручивал в голове этот момент, пытаясь понять, что его остановило и помешало ему забить победную шайбу. Чей же был этот знакомый крик, заставил его потерять на мгновение контроль над игрой. Этот крик создает своеобразный стоп-кадр в его памяти, и он видит каждое лицо в отдельности: тренера, партнеров, соперников, болельщиков на трибуне, даже девушки в третьем ряду (Вика), которая отчаянно за него болеет… Прокручивая этот момент снова и снова, Макс пытается по очереди убрать из кадра каждого из подозреваемых, чтобы докопаться до истины.

«Бей, бей, бей!» – Макс слышит этот крик из родного города.

Голос за кадром: Маленький промышленный городок на Урале, где не только взрослые, но и пацаны делили сферу влияния, научил Макса драться. Именно там он чаще всего слышал слово «Бей».

Режиссер: Слишком много белого, а в жизни белое сменяется черным. Что я хочу сказать? слишком много больницы на такой короткий фильм, у нас же не сериал. Меньше всего мне хотелось снять социальную драму, я имею в виду то, что мы с тобой снимаем про спорт, а погрязли в быту. Проза из жизни хоккеиста. Игра, травма, потом лечение, иногда появляется его девушка. Житейская драма. А нужен драйв, герой должен меняться, чтобы зрителю вдруг не стало скучно от его игры. Пусть хоккей в его голове останется таким же безумным, умная игра, но безумный хоккей. Макс в голове постоянно играет сам с собой. Оставь те безумные образы в сознании Макса. На социальной драме мы кассу не соберем. Нужны горки, аттракционы.

– Хорошо. Давай возьмем за основу, что он не безумен, а болен хоккеем, а дальше жизнь летит как шайба, и гол просто ловушка (сетка) для неё. Макс всю свою жизнь видит через хоккей. В этом его безумие.

– Именно, хоккей на первом месте, все остальное вторично. Ему нужно первое место. Не хочется его всё же делать больным. Одержимым скорее всего. Одержимым хоккеем. Больной хоккеист не нужен. Тогда кино будет все равно что объявление по телику на сбор денег. Осознал?

– Да.

– Слушай, может, уберем эту сцену с больницей? У нас Макс все-таки герой, победитель, а там он все время лежит.

– Да, лежит, а что ему еще надо делать после травмы?

– Он должен играть.

– Ладно, сегодня перепишу, пришлю другой вариант.

Сцена 11

Квартира Макса. Кухня. Кофемолка.

В тот же вечер. В квартире у Макса. Макс мелет кофе, а та – какую-то ерунду, сквозь визг кофемолки он рассказывает Вике, как, несмотря на силовой прием Быстрова, ему удалось пробить и забить гол. Вика молча слушает его рассказ, глядя, как в турке греется вода, качает головой и говорит, что не было гола.

– Ты шутишь? – В турке начинает бурлить и подниматься наружу кофе. Черных пузырьков становится все больше, их миллионы, они норовят вырваться наружу. – Я же сам видел, как шайба влетела в ворота. Жаль, что нет видео, чтобы посмотреть. Может, хоть кто-то снял этот момент?

Макс во всех подробностях рассказывает Вике, как это случилось. Он забывает про кофе, который спасает Вика, выключая огонь. В конце концов Вика соглашается:

– Да какая разница, если ты веришь в это, значит, был. Для меня гораздо важнее, что ты жив и здоров. Я боялась, что ты после этого удара не встанешь.

– Тебе все равно, потому что ты не любишь хоккей так, как люблю его я.

– Не люблю, но я люблю тебя. Бегаете как дураки за одной шайбой, да еще и деретесь как ненормальные. Я не люблю, когда ты дерешься. Я ненавижу драки.

Они вместе пьют кофе. Вика рассказывает Максу, что сразу после падения он потерял сознание и его вывезли на носилках.

– Ты снова шутишь? Не было никаких носилок. То есть они были, я видел, но я же сам.

Макс уверяет, что он отказался от носилок и друзья помогли ему покинуть арену.

– Это были врачи. Они