Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

– А как же вы?

– Я разберусь.

– А игры? А чемпионат области?

– О чем ты? Я тебе говорю, рвать тебе надо отсюда.

– И куда я могу поехать?

– В Питер, я дам тебе адрес. Там тебя никто искать не будет. Возьмешь мою машину, деньги на первое время я тебе дам. Права же у тебя есть?

– Есть.

– Хорошо. Поедешь в ночь.

– Не было печали.

– Не надо было лезть.

– Они точно вас не убьют?

– Не убьют, я им денег должен за стадион, пока не отдам, не убьют. Ты тоже молчи и сиди там тихо, пока я здесь все не улажу. Хотя что я говорю, ты же тихо не умеешь, – улыбнулся Эрик Булатович своей золотой фиксой, которая лишний раз должна была убедить, что молчание – золото.

– Хорошо, постараюсь, только машину не возьму. Мы на моем байке быстрее доедем.

– Как знаешь.

– Может, мы тогда там лучше у брата Гришки остановимся, я его знаю, он меня тоже. Мы к нему с Гришкой как-то на каникулах катались.

– А чем он занимается? Не хоккеист?

– Нет, он владеет ночным клубом.

– Ну вот видишь, у тебя уже там есть одноклубники, – грустно рассмеялся тренер и приобнял нас. – Не стоит людей по мелочам беспокоить, тем более придется что-то сочинять. Лучше у моей знакомой комнату снимите в самом центре, она дорого не возьмет. Вообще она не сдает, но я ей позвоню насчет вас. Примет.

– Спасибо! – не зная, что еще добавить, зевнул Макс.

– Я прямо завидую вам. Сейчас бы тоже рванул в Питер. Я ведь тоже мечтал там жить, но наше провинциальное болото засосало. Поэтому надо все вовремя что-то делать.

– Питер тоже на болоте стоит.

– Да, но там болото другое – культурное, да и хоккей там другой.

– Тоже культурный? – усмехнулся Макс.

– Интеллектуальный.

Режиссер: Не хотелось бы вникать в лихие 90-е, потому что это сбивает с ритма, давай тогда первую версию оставим, она мне больше нравится. Макс человек чувствительный, с музыкой в голове, конечно, он не мог такого простить своим корешам.

Он понимает, что в жизни без хоккея он никто. И вот он ошибся в самой важной для себя игры. Неприятности вынуждают его бежать из родного города. Вике все равно, был или не был гол, она доверяет Максу и, бросив все и всех, бежит вместе с ним.

Сценарист: Как скажешь. Значит, побег по плану А.

Сцена 15

– Держись крепче, думаю, за пару дней доедем. Не волнуйся, все будет хорошо, – помог надеть шлем Вике Макс. Улыбнулся и залез в седло. Вика села за ним и прижалась к Максу.

Ах, как это красиво, примерно, как в игре «GTA», когда байк разрезает, как масло, пространство и летит прямо к Северной Пальмире. Макс впереди, а Вика крепко прижимается к нему, она понимает, что теперь они одно целое, единый организм, способный пережить любые испытания. И в этот момент не важны ни погода, ни время года, ни возраст! Движение – вот что важно было в этот момент. Все остальное относительно. Они неслись как ненормальные. А Вика даже не чувствовала, что стрелка спидометра норовила вырваться за рамки, ей не было страшно, разве что немного ветрено. Она давно уже мечтала оторваться от родителей, чтобы почувствовать себя как личность, почувствовать себя лучше, не хватало ветрености. Хотя ветра в дороге хватало, и сейчас они оба были проветрены настолько, что их отношения перестали зависеть от земного притяжения. Настоящие отношения – это когда оба движутся в одном направлении.

Макс и Вика мчатся на байке в Питер. Задница ее уже как орех, она затекла, окаменела и стала чужой, но Вика из тех, кто умеет терпеть. Еще никогда она так долго не обнималась с Максом. Они едут, попадая в резонанс, обгоняя машины, пролетая станции и города. Стоит только Вике отклониться от Макса, чтобы поменять центр тяжести пятой точки, как они теряют равновесие, рискуя вылететь с трассы или попасть под колесо грузовика. В такие виражи она еще крепче прижимается к Максу. Он чувствует ответственность, он даже слышит ритм ее сердца за своей спиной, вместе с рокотом его железного коня, который успокаивал и настраивал на правильную волну, руки Макса держат руль и обнимают пространство, руки Вики обнимают Макса. Теперь он ее пространство. Они летят по пустынному шоссе. Никого, только ветер набрасывал какие-то мотивы с презентацией отступающих по небосклону серых туч вечернего дождя. Макс догнал одного деревенского байкера на «Иже» с люлькой, судя по торчащим удочкам, тот ехал на рыбалку. Макс улыбнулся и легко обогнал старый мотоцикл, но мысли задержались и откинули его в детство, когда на отцовском «Иж Юпитер-3» они всей семьей ехали в Крым, на море. На коне мама с папой, в коляске Макс и сестра.

Детство, где жил Макс, было большим лесом, который начинался прямо за домом. Он был загадочным в солнечный день и мрачным в непогоду. Ветер только нагонял страху, от него до поры до времени Макс прятался за маминой юбкой. Эта забота была забором, в котором он чувствовал себя в безопасности, за который необходимо выйти каждому мужику, чтобы познать свой лес. Нарубить там дров, построить дом и т. д.

Лес начинался прямо за домом. Максим рано начал гулять по лесу, и больше всего ему нравилось гулять по этому лесу в одиночку после наступления темноты. Часто он забирался в самую чащу. Было страшно, но он ни в коем случае не разрешал себе оглядываться – и неважно, что за звуки доносились из-за спины. В этом и была вся суть: эта бездна неизвестного, этот запах опасности, этот страх и этот колодец тьмы, в который он погружался все глубже и глубже, чтобы узнать хоть что-то о себе. Ему всегда хотелось увидеть себя настоящего, понять, на что он способен и способен ли вообще. Так из чащи он выбрался в Питер, где после провинциальной духоты жадно вдыхал культурный озон. Город принял его сразу, потому что когда он впервые попал на Невский, он уже привык не оглядываться, даже если дело заходило слишком далеко.

Макс с Викой укатили в Питер, я остался с камерой в своем городке. Я потерял с ними связь. А мне ведь так хотелось закончить свой фильм, но как? Куда я без главных героев. Где они теперь? Как там у них получилось, я мог только предполагать. Они же провинциалы, скорее