Жена для Императора морей - Ева Кофей

и ты поел! Что ещё сделать? Может, холоднее, что бы было? А раны, если они у тебя не заживают, попробуем зашить? Там есть несколько глубоких. А таблетки тебе подойдут наши, интересно? Я просто боюсь хуже сделать.

— Не знаю, я думал, должно стать лучше, но… удар был силён… Попробуй. Делай, что считаешь нужным, — опускается он на дно. — Любовь.

Ну вот, правильно Любовь. Туда же, значит, и сострадание и любимая работа прямо на курорте, более чем сверхурочно. Что поделать, если такое имя? Нужно его отрабатывать.

Обещанные богатства, кстати, Любу никак не прельщают. Нет в ней тяги к деньгам. Хочется просто спокойной и счастливой жизни.

Она носится с его королевско-морским величеством целый день. Грабит аптеки и супермаркеты (подозрительно быстро он съел целую курицу, прожорливый, болезный, морской гад). Вытирает воду, даже достаёт б/у-шный увлажнитель воздуха. Зубной нитью зашивает раны, параллельно рассказывает о мире людей, потому что сведения Арктура, мягко говоря, устарели…

За верхушкой айсберга наблюдает напряжённая Анита. И даже застукивает Любу в коридоре.

— Слушайте, — выдыхает она, — хоть ресепшен и далеко от вас, я всё равно постоянно слышу какой-то писк. У вас там телевизор сломался? Что это такое? Сигнализация вроде не шалит. Почему не жалуетесь? Давайте мастера вызовем. Гости все днём на море, но к ночи будут возвращаться, не смогут спать из-за ваших… помех.

— Но я не понимаю, о чём вы, — отмахивается Люба, — я ничего не слышу. Наверное, у кого-то другого.

Анита качает головой.

— Ну, смотрите. Спрошу ещё потом у ваших соседей.

— Х-хорошо.

Она заходит в номер, закрывается и подходит к своему пациенту, залеченному всем, что только возможно.

— Что за звуки, ты не слышал? Это от тебя что-то? Как себя чувствуешь?

Он улыбается ей слабо, болезненно, но светло и расслабленно.

— Лучше. Намного лучше, Любовь, — и разрешает: — Ты можешь отдохнуть. Уже поздно. Для людей.

Люба решает не придираться к словам и тону, слишком устала для этого.

— Я больше ничем не могу помочь? Кстати, рыбу твою выпустила, будь она неладна. Я со всем этим даже сказать не успела... Но больше не делай так. Ты должен быть как можно тише и незаметнее. Никаких выкрутасов!

Он кивает и уходит под воду с головой, только хвосту всё ещё тесно и он свисает к полу, опасно наклоняя край бассейна.

С широкого, красивого плавника струйками стекает вода.

ГЛАВА 6. Колыбельная сирена для человечки

Маринка звонила, сказала, что останется на ночь на каком-то островке в палатке. Так что можно не опасаться, что кто-нибудь начнёт ломиться, и сходить в душ.

Снова лишь под струями воды Люба вспоминает про бусы.

Что ж такое, зачарованные они, что ли?

В лавку стучаться уже поздно в любом случае, да и оставлять сейчас Арктура — идея тревожная.

Люба, должно быть, из-за усталости, заморачивается уже не так сильно, как вчера, а потому вполне себе наслаждается горячей водой.

Она выходит в комнату с влажными волосами и в белой ночнушке.

Арктура не видно, заснул, наверное.

Хорошо, потому что ей самой ложиться спать жутковато, хоть и хочется.

Помогать — одно дело.

А настолько доверять, чтобы смыкать глаз в присутствии морского гада — другое.

Мало ли чего можно ждать от русала? Проголодается ночью и полезет к ней, шандарахнет своим хвостом… И всё, поминай, как звали.

А звали Любовь.

Доверять и помогать надо, и даже вне зависимости от наличия плавников (акулы не в счёт!), но осторожность тоже не помешает.

Люба достаёт из сумки ножик и кладёт под подушку.

А примерно через час в темноте, вяло разбавляемой тусклым лунным светом, раздаётся тихий, хрустальный всплеск воды. И вначале едва заметный, но всё нарастающий звук пения.

Русал не спит.

По ночам такие, как он, и вовсе спят редко.

Он поёт чарующим голосом на незнакомом для Любы языке, но при этом понятно, о чём песня (а песня, как музыка…). О бескрайних берегах, чёрных водах, родном доме и небе, что полно звёзд, которые отражаются в океане и пронзают его своим светом, как тысяча стрел.

Русал поёт и всё прочее словно исчезает. И мелодия убаюкивает и качает Любу словно на волнах…

Она поддаётся этим странным чарам, но сквозь них до её слуха, где-то на кромке воды, доносятся стуки и визги.

— Любовь! Что у вас случилось! Откройте дверь!

Русал замолкает и, будто его спугнули, резко опускается на дно, подняв шквал брызг, что доходят даже до Любиной кровати.

— Ай, чёрт, кого это нелёгкая принесла? — слова выпадают сами собой сквозь зевки, дрёму с себя снять сложно, но Люба пытается вылезти из неё, словно из кокона.

В итоге она сползает ногами вперёд с кровати, оставляя позади бусы и скомканное одеяло.

И оказывается на мокром полу.

Вкус солёной воды, отдающей копчёностями, её отрезвляет.

— Что происходит? — уже чётче бросает она вопрос в пустоту.

— Любовь! — в голосе Аниты отчётливо можно разобрать истеричные нотки. — Я вынуждена вас попросить открыть дверь.

Что ж… Она приоткрывает её. Заспанная, взлохмаченная, с синяками под глазами и в промокшей ночнушке.

— Что такое… Я ведь спала.

За Анитой суетится женщина из соседнего номера. Невысокая, с проседью в кучерявых коротких волосах, в очках и халате.

— Телевизор выключите! Людям спать не даёте! А у меня ребёнок!

«Ребёнок», в виде парня лет пятнадцати, топчется у стены позади всех. Видимо, просто из любопытства. И имеет вид такой, будто не нечто мифическое разбудило его, а сама эта женщина.

— Я вообще не смотрю телевизор, — возражает Люба, — ни разу его не включала. И я ничего не слышала. Не понимаю, — пытается повысить голос, чтобы казаться рассерженной, — на каких основаниях вы вытащили меня из постели!

Анита качает головой, будто бы с осуждением.

— Позвольте мне пройти в номер, посмотреть, может быть, что-то вышло из строя?

— Нет, всё в порядке. Проверьте других. Я ведь уже сказала, что ничего не слышала.

— И я ничего не слышал, — встревает парень, но Любина соседка лишь цокает на него и выступает вперёд.

— А что это было тогда? Прямо у меня за стенкой. Я чуть не оглохла! И пару раз ещё днём слышала. И постоянно, не знаю, будто бы вы там плещетесь! Может, — обращается она уже к Аните, —