Предсказание - Villa Orient

— Мы с тобой столько формальностей перешагнули, а ты пытаешься прикрыть грудь, Марина?

Его дыхание обжигало, а глаза сами собой высохли от того, что я опять начала чувствовать запретные для себя эмоции, но, по крайней мере, не жалость к себе.

— Это мило и наивно, но иногда раздражает. Ты красива, поэтому ты здесь. В моем присутствии не смей стесняться своего тела. Ты меня этим оскорбляешь.

Я покраснела. Он вроде бы сделал мне комплимент, но с акцентом на свой правильный выбор, так, будто моя красота была чем-то безусловным. Я была красивой вещью в его доме. Я — объект его страсти, вожделения, греха. И я в этом не виновата, я этого не хотела, я его не провоцировала. Сплошная объективизация.

— Иди в ванную.

— И ты меня не выпорешь? — Я сама не знаю, почему я это прошептала.

Он опять наклонился к моему уху, так что дыхание опалило лицо и тепло волной растеклось по телу:

— А ты бы этого хотела?

Сейчас я хотела провалиться сквозь землю, и опять забыла, как дышать.

— Я, пожалуй, пойду в ванную.

Он усмехнулся, а я в смущении зашла за стеклянную перегородку. Залезла в огромную ванную и пустила воду. Я сидела в поднимающейся воде, крепко прижав колени к груди, когда услышала настойчивый приказ:

— Марина, слева от тебя есть мыло, шампуни и другие принадлежности для мытья. Хочешь, чтобы я тебе помог ими воспользоваться?

Я как маленький ребёнок, за которым внимательно следит строгая воспитательница, нехотя оглядела полку с удивлением обнаружив, что косметики тут было в избытке. Я взяла мыло и начала намыливать тело, мгновенно утопая в мягкой ароматной пене. Потом вымыла голову. Но когда настало время вылезти из ванной, я опять замешкалась, бросив осторожный взгляд сквозь стекло в комнату. Хамдан был чем-то занят, глядя в ноутбук. Тогда я медленно встала, чтобы он не услышал всплеска воды, осторожно переступила через бортик и быстро завернулась в полотенце, благо, оно было огромным. На голове тоже завязала полотенце. Так мне было спокойнее.

Выйдя из-за перегородки, я с ужасом обнаружила, что Хамдан полностью обнажён, он снял всю одежду и бельё. Я остановилась как вкопанная посреди комнаты, покраснела и опустила глаза, не зная, куда смотреть. А Хамдан, наоборот, смотрел прямо на меня, и лукавая улыбка начала расползаться на его красивом лице:

— Что такое, Марина?

Не было нужды задавать этот вопрос, он и так понял мои скромные мысли. Поэтому я решила отвлечь его разговором:

— Почему я сегодня буду спать здесь?

Этот вопрос тоже можно было отнести к разряду риторических.

— Потому что, Марина, тебя мучают кошмары, а я не могу каждую ночь бегать и успокаивать тебя, поэтому будешь спать здесь.

— В моей комнате есть камеры наблюдения?

— А ты как думаешь?

— Думаю, да.

— Ну вот и умница.

Сейчас я осмелела настолько, что тоже готова была его подколоть:

— А кто за мной наблюдает: мужчина или женщина?

— А ты бы как хотела?

— Никак. Я не привыкла раздеваться на камеру.

— Ты ко многому не привыкла, Марина. Полагаю, партнёр у тебя был всего один, но твой потенциал он не раскрыл, ты не получала раньше совместного удовольствия. Проблема современной сексуальной раскрепощённости в том, что все занимаются сексом, но так посредственно, что не испытывают истинного удовлетворения. А ты так и вообще стесняешься своего тела и смущаешься естественных реакций. Почему ты разошлась со своим женихом?

Я сомневалась, что мне стоило с ним делиться такой личной информацией, но мне уже было почти не больно об этом вспоминать, особенно сейчас.

— Он мне изменил. Я его застала с другой.

— Думаешь, в этом есть твоя вина?

— Да, отношения ведь строят двое.

— Не в этом случае. Он просто не смог тебя раскрыть, не добрался до твоих чувств. И сам не любил.

Он встал и подошёл вплотную ко мне, провёл пальцем по щеке, скользнул вдоль шеи и ключицы, опустившись к кромке полотенца на груди.

— Ты ведь далеко не холодная, а часто очень горячая. И тебе нравится, что мы делаем, хоть ты и не хочешь этого признавать. Ведь я тебя не заставляю. Если я сейчас сниму это полотенце и начну гладить, целовать и ласкать твоё тело, особенно между ног, где ты уже влажная, то ты будешь биться в экстазе снова и снова, потому что ты создана для любви, для удовольствия. Со мной ты вольна чувствовать, думать и говорить всё, что считаешь нужным. Это и есть истинная свобода здесь, а не то, что ты называла свободой раньше.

— Здесь у меня нет свободы передвижения.

— Марина, когда ты последний раз свободно передвигалась, тебя без труда похитили. Любой легко может лишить тебя этой свободы. Но даст ли он тебе что-то взамен? Я же даю тебе всё, что могу. Здесь ты можешь ничего не бояться. Никто не причинит тебе боли или зла.

— Кроме тебя и кроме того, что я чувствую.

— Твоя большая проблема в том, что ты слишком много думаешь. Горе от ума.

Мне стало обидно настолько, что я до боли закусила губу. Хамдан это понял. Меня вообще пугало, насколько хорошо он меня понимает по одному только невербальному общению.

— Я не хочу тебя обидеть, Марина. Ты и правда очень умная даже по мужским стандартам. Но съедаешь себя мыслями, терзаешь до страданий. И это ещё полбеды. Твоё расстройство заставляет тебя из множества возможных вариантов действий выбирать худший для себя. Ты себя наказываешь, не знаю даже за что, но намеренно заставляешь чувствовать боль, когда вполне можешь получать удовольствие. Вот и сейчас ты себя грызёшь, вместо того чтобы успокоиться и лечь спать. Ведь сегодня ты не будешь одна, я разделю с тобой страхи. А моя нагота не должна тебя пугать так же, как и своя.

Вот и весь психоанализ.

— Ты можешь ложиться спать, не дожидаясь пока я приму ванну.

Приказ или возможность? И он прошёл за стеклянную перегородку, оставив меня стоять в размышлениях. Я ведь сейчас и правда была вольна лечь спать, он не ограничивал меня, я сама поставила блок, ожидая его разрешения. Он приказывал мне только, когда я сама не понимала, что лучше и правильно сделать.

Причина была в том, что я находилась