Её Сиятельство Графиня - Лика Вериор

были столь же новомодными, сколько и устаревшими. Человеческое тело не нуждается в столь извращённых искажениях! Мои же одежды чаще состояли из нижней и верхней рубахи, как носили издревле, и ничуть не уступали по красоте французским рюшам и воланам.

Дуся всегда заплетала меня просто — две косы она собирала на затылке, цепляла так, что они никогда не падали. Сверху же, по обыкновению, я надела головной платок — сегодня длинный, расшитый, почти до пят, закрепила его золотым обручем с камнями. Своим внешним видом я по праву восхищалась, чувствуя себя русской княгиней из прошлого. К слову, так одеваться я могла не всегда, ведь при дворе существовали свои законы проевропейской моды, под которые приходилось подстраиваться, однако на приёме у Безрукова можно было от них отступиться.

— Вы так скоро, — удивился князь, вставая мне на встречу. Его взгляд прошёлся по мне с ног до головы и замер на не закрытом вуалью лице. Удивлённый, он тут же посмотрел в сторону. Стало вдруг очень приятно — он отвернулся! Не стал пожирать глазами, а учтиво отвернулся!

Дуся догнала меня с плащом наперевес, застегнула его на груди, заправила в обруч вуаль, позволяя той струиться по лицу. Перекрестила.

— Берегите себя, ваше сиятельство, душенька, — проговорила она и убежала. Смотрела ей в след с улыбкой — уже старая, едва ногами перебирает, а всё такая же неугомонная.

— У вас чудесные черты, — неловко проговорил князь.

— Но вы ведь видели меня уже — и не раз.

— Не при таком ярком свете, — он откашлялся. — Что же, сплетни про вас определённо неправдивы — вы очень похожи на свою тётушку.

— Вы про тот посредственный фельетон? «Черкесские корни»?

— Про него, — кивнул. Мы медленно пошли на выход из поместья.

— Не берите в голову — ещё при жизни батюшки ходили сплетни, а после Лермонтовской Беллы — разошлись пуще прежнего. Полагают, мол, он выкрал черкешенку, она понесла, родила меня — оттого меня так в горы тянет.

— А вас тянет?

— А кого не тянуло бы? — посмотрела на князя. — Я удивлена. Вы, кажется, знакомы с порядками горцев, неужели полагали, что слухи могут оказаться правдой? Будь так, отец бы умер не от малярии, а от горского кинжала, да и наши края — не черкесские, они иным горцам принадлежат.

— Не на секунду не сомневался. И всё же — вас они не смущают?

— Нисколько. Болтуны лишь ждут, что я поддамся их порядкам, но — уж простите, где это видано, чтобы законы Господни ради человеческих мнений нарушали? Скрывать себя с подобной страстью — моя личная прихоть, и всё же! Ну, сниму я вуаль? Что дальше? Скажут мало! Скажут — голову открой, и даром, что замужняя покрываться обязана. До тех пор и будут оголять, пока под исподнее не заглянут.

— Согласен с вами от и до, — кивнул князь. — Этим стервятникам лишь бы разорвать всех и каждого на кусочки. Оттого и сплетни распускают, что к вам не подступиться. Вы личность новая — но уже замужем, не дебютантка; из провинции — но родовиты без меры, богаты. Им нечем вас зацепить, нечем унизить.

Я не ответила, рассматривая открытый экипаж князя.

— Ваша светлость, позволите мне поехать своим экипажем?

— Я вызвался сопроводить вас, и будет невежливо оставить вас так…

— В открытом экипаже я замёрзну, а в закрытом, сами понимаете… — смутилась. Не хотелось в очередной раз напоминать о приличиях.

— Не извольте беспокоиться, — князь как-то весело улыбнулся. — Я сяду с кучером.

Спорить не стала — если его светлость того желает…

— Тиша, гони домой, обратно я сам!

— Как прикажете, — кучер кивнул и тут же поехал.

Когда я заходила в экипаж, князь подставил мне локоть, чем снова удивил. Не ладонь — локоть, и это показалось мне таким проявлением уважения — меня и моих принципов, что я думала об этом весь путь до усадьбы Безруковых, которая находилась в небольшом отдалении от города.

Так странно осознавать, что князь — на первый взгляд абсолютное воплощение придворного дворянства — не унижает мои взгляды, не насмехается над «устаревшей» моралью, а осторожно узнаёт больше, в общении подстраиваясь под меня.

Да, мы кардинально разнимся в некоторых мнениях, чего уж говорить — он военный до мозга костей! — но так увлекательны наши беседы, так спокойно разделять с ним свои — пусть даже абсурдные по современным меркам — мыли. Конечно, не всегда князь воспринимает мои слова со всей серьёзностью, но по крайней мере он чуток к тому, что относится к моей личности, и это — нельзя не признать! — располагает.

А его дружба со Львом? Толстой, пусть и не однозначен иногда, кутила и даже развратник местами (безусловно, он скрывает от меня эту сторону личности), но обладает неординарной философией, и я бы даже сказала моралью куда более высокой, чем средний господин его положения. И он не стесняется определять Воронцова — как друга, вкупе с Павлом…

Не знаю… Быть может, я была несправедлива к князю поначалу? Военные заслуги, определённо, черта отталкивающая, но по нраву, кажется, он вовсе не плохой человек.

Приём Безрукова блестел совсем иным характером, нежели официальные: уже на походе к усадьбе мне захотелось развернуться — смех взрывами доносился из окон, перекрывая даже музыку, кое-где дымило — курят, нередко слышался звон бокалов.

— Не переживайте, это обыденное светское мероприятие.

— О том и переживаю, — пробормотала. И всё же отступать нельзя — мне нужны и Безруков, и Подземельный. Если не для разговора прямо сейчас — возникли у меня сомнения по поводу их к тому способности — то, по крайней мере, для назначения встречи.

Гости удивились нашему с князем появлению, причём мне показалось — присутствие Воронцова их смутило даже больше моего. Вспомнилось, что светские мероприятия он, как сам говорил, недолюбливает, но тогда зачем же он вызвался меня проводить?

Что ж…

— Демид Михайлович! Как рад, как рад! — перед нами вдруг вырос румяный, прилизанный и расплывшийся в улыбке молодой человек. Из всего его внешнего вида — несомненно, он был одет по последней моде — меня особенно поразил малиновый шарф на шее, завязанный пышным бантом — очевидно, женской руки работа. Впрочем, помада на шее, ближе к челюсти, видимо, была подписью рукодельницы. — А эта чудесная особа!.. — он посмотрел на меня и — по глазам видно — за миг протрезвел. — Графиня, — кивнул медленно.

— Приятно побывать на таком чудесном вечере, — соврала, не моргнув и глазом. — Полагаю, вы хозяин?

— Я-с, Виктор Викторович Безруков, — он поклонился.

— Я к вам, по правде, с деловым разговором,