Её Сиятельство Графиня - Лика Вериор

после каждого ежегодного экзамена учащихся. Как вы понимаете, эта система — вне институтской. Как должно обучать — я не имею никакого понятия, а потому вверяю это вам. С моей стороны вашим отцам будут предоставлены территории — в вечное пользование без взимания платы, однако до тех пор, пока действуют училища. Сами же они будут принадлежать им — в рамках выполнения нашего договора.

— Присутствует ли у вас это предложение на бумаге — подробно описанное? — на удивление, что Безруков, что Подземельный, в сущности безалаберные, в течение разговора становились всё собраннее, пока не предстали передо мной заинтересованными — а главное сведущими в вопросе — дельцами.

— В нескольких экземплярах, господа, — улыбнулась, довольная. — Как и полные расчёты, списки необходимых специалистов и прочие подробности.

— Запомнил? — хором проговорили Безруков и Подземельный, обращаясь к своим поверенным.

— Да-с, — ответили те.

— Что же… Мы, конечно же, проведём собственные расчёты и направим всё вам, — Безруков встал, за ним и Степан Андреич, и я. — Не смеем вас задерживать. У такой деятельной особы, полагаю-с, ещё немало дел.

— Ну что вы…

— Думаю, ваше сиятельство, вы и сами всё понимаете, но напомню, что наши отцы не должны ничего знать о проигранных имениях.

— Конечно, вы можете на меня положиться, — кивнула. — Мы с вами встретились на одном из приёмов, и я поспешила сообщить вам об этой сделке, в коей вы, в силу, конечно же, наследственной предприимчивости, тут же увидели потенциал.

— Опасная вы женщина, Лизавета Владимировна, — восхитился Безруков.

— Стараюсь, — присела в реверансе. Гости откланялись, а я, наконец, смогла расслабиться и вернулась в кресло. — Фу-уф… Не думалось мне, что всё пройдёт так гладко. А они не такие уж и бездельники, не так ли? — посмотрела на Мирона. Он кивнул.

— Ваше сиятельство, не стоило ли придержать купчие? — Олег принялся складывать документы. — Вдруг обманут?

— Это будет на их совести — не на моей. Мы просто найдём другие способы для воплощения наших планов. Так и так — я избавилась от грязного имущества: нажитое картами — нажитое грехом.

Глава 12

Санкт-Петербург

Лизавета отказывала Демиду в прогулках под всякими предлогами — и всё уважительными. Он бы подумал, что графиня не хочет его компании, однако знал, что она, деятельная особа, в действительности всегда находит какие-то дела. Впрочем, одно другого не отменяет, не от того ли она находит эти самые дела, что видеть князя не желает?

Однако, виделись. Демид заприметил, что Кружок графиня посещает исправно, исправно находит компанию и исправно решает важные — мужские, на его взгляд — вопросы.

Также исправно она беседовала и с ним — но всё это были какие-то нервные беседы. Открытой неприязни к Демиду графиня боле не выказывала, но они никак не сходились в вопросе защиты отечества. Лизавета не принимала никакого рода доводы о доблести и возвышенности такого дела как служба, нередко даже посмеиваясь над Демидом:

— Высокое дело? Вы словно и не служили, а знаете об этом только из романов.

Демида это, конечно, задевало. Он никак не мог придумать аргумент, да такой, чтобы графиня его безоговорочно приняла. Как запросто она с ним расправлялась! Он и сам начал верить в то, что романтизирует войну… С другой стороны, а как иначе? Разве не романтизация толкает людей на подвиги? Без этого не было бы героев.

— Героев? — графиня проговаривала это всегда в одной и той же — уничижительной — интонации. — Героев, — повторяла, а после раздавался смешок. — И в чём же — героев? И для кого? У вас свои — у них свои. Каждый сам себе герой, каждый друг другу — монстр. Глупость какая!

Вот найти бы, что сказать! Демид не отличался и крупицей Лизаветиного красноречия! Женщины! Они всегда многословны…

— Конечно, а ещё я слишком юна, чтобы понимать, — передразнивала та самая «многословная женщина».

Демид не находился с ответом. Разве что в голове пролетала фраза: «А я уже стар и разум мой закостенел,» — и всё с её подачи!

Закостенелый разум, впрочем, тоже нужно было проветривать, и Демид нередко захаживал в казармы. Хоть и отставной, но когда-то офицер, герой крымской войны, он был там желанным гостем и мог позволить себе поваляться с рекрутами в пыли. В этот период в казармах лейб-гвардии находились не только гвардейцы, но и возможные кандидаты, а также петербуржцы или крепостные, только подавшиеся (или продавшиеся) служить.

В казармах он и узнавал последние новости с фронта: «наши потеснили», «наших потеснили», «взяли», «отдали». Всё рассказывалось очень живо, и Демид вдруг стал замечать, в какие момент рассказчик приукрашивает или же намеренно выставляет их сторону в героическом свете, демонизируя врага. Он, будучи опытным военным, выхватывал несостыковки, сопоставлял места «жестоких сражений» с картами местности и вдруг обнаруживал там мирные аулы. Впрочем, он мог ошибаться, не знает же он карты наизусть? Да и всякий аул в перспективе — военное подразделение, не так ли? А может, рассказчик попался паршивый… Это всё посеянное Лизаветой зерно — разрастается и цветёт.

Женщины! Рождены смущать разум!

И вот снова смутила — согласилась на прогулку, даже как будто бы сама пригласила — намёками. Заговорила вдруг, что хотела бы посмотреть, наконец, столицу, прогуляться, отдохнуть от дел, и всё — при нём, словно бы он мог проигнорировать эти её размышления и не пригласить куда-нибудь. Пригласил — не надеясь особо, но вот же чудо!

Встретились на Дворцовой площади и оттуда — уже пешком — пошли по главным улицам Петербурга. И Лизавета, и Демид привели с собой сопровождение — по слуге своего пола, как того требовали приличия. Ходили всё по людным местам, границ не нарушали — впрочем, с Лизаветой Владимировной иначе невозможно.

Разговаривали о разном, Демид взял на себя задачу рассказать историю города, насколько знает — а он знал её неплохо. Рассказывал про архитекторов и архитектурные стили, назначение тех или иных зданий, как развивались улицы. Графиня оказалась благодарным слушателем, была внимательна, задавала вопросы, что изрядно подбадривало Демида и вдохновляло на новые рассказы.

— А там что? — удивилась графиня скоплению народа вдалеке.

— Не думаю, что вы хотите знать. Идёмте лучше туда, — Демид направился в другую от столпотворения сторону.

— Нет-нет, очень даже хочу, — графиня посмотрела на служанку, Ларису, — та стояла с опущенной головой, семенила, явно зная, что там — на площади.

Демид напрягся — кажется, внимание Лизаветы он безвозвратно потерял, прогулка была замечательной, но всему когда-то приходит конец…

Сам идиот, мог повести её иной дорогой.

— Этот за двоих сойдёт, — послышалось