Предавший однажды - Анна Шнайдер

Оказывается, Рома всегда мне нравился. Не только как человек, но и как мужчина. Иначе моя реакция на его своеобразное признание была бы совершенно иной.

Вот как так? Если бы мне о подобном кто-то рассказал или я прочитала что-то такое в книге — не поверила бы. Уж за двадцать-то лет можно сообразить, разве нет? Рома ведь сообразил, и, как я понимаю, давно. А я ничего не понимала, пока он не сказал.

Я тупая?

В чём причина моей слепоты? В том ли, что я вся была в Косте и детях? А может, в том, что Рома никак себя не выдавал? Ни разу я не замечала ни жарких взглядов, намёков тоже не было. Да ничего не было, кроме дружеского общения и полнейшего взаимопонимания по рабочим вопросам! Но у Семёна со мной то же самое. Или… нет?

Задумавшись, я анализировала собственное отношение к обоим коллегам, с которыми много лет сидела в одной комнате и видела их по восемь часов пять раз в неделю, и пришла к выводу, что отличия всё-таки есть. Их сложно сформулировать, но они есть.

С Ромкой у нас было больше точек соприкосновения, и разговаривать с ним мне нравилось сильнее. По правде говоря, я даже любила те дни, когда Семёна не было в офисе… и сама не понимала почему. До недавнего времени — не понимала.

Мне всегда нравилось, как пахнет Ромка, — тогда как туалетная вода Семёна в некоторые чувствительные для женщин дни вызывала у меня раздражение и головную боль.

И, наконец, обнимать и целовать Ромку — не трудовая повинность для меня. Других коллег я чмокала по праздникам, потому что так полагается, и только Ромку — с удовольствием. Без задних мыслей, но тем не менее…

Мелочи, да? Несомненно, мелочи. Но даже такие мелочи о многом говорили, особенно теперь. По сути, они стали первыми признаками приоткрытого ящика Пандоры. Но, что со всем этим делать, я не знала. Да и не только я — Ромка тоже не знал. Поэтому и молчал, что ситуация всё равно безвыходная. Но теперь вдобавок к нему мучусь и я тоже. Всё рассуждаю о том, что было бы, если бы…

Мы ведь познакомились здесь, в «Сове», оба уже будучи в браке. Я вскорости забеременела, у Ромки родился сын спустя пару лет, когда я работала из дома, официально находясь в декрете. Даже тогда уже ничего нельзя было сделать, а сейчас и подавно.

Впрочем, сомневаюсь, что в то время у Ромки имелось ко мне что-то существенное. Скорее, обычная симпатия… которая с годами переросла в нечто большее. Да, наверное, так. Вот только спрашивать у него об этом я не стану.

И без подобных разговоров у меня появилось ощущение, что Ромка своим случайным признанием закрутил воронку, как при рождении тайфуна, — и теперь, что ни предпринимай, пока тайфун не прокрутится, хорошенько переломав при этом всё на своём пути, не иссякнет.

26

Надежда

Чтобы отвлечься, когда возвращалась домой, решила полистать соцсети. И чёрт меня дёрнул зачем-то зайти на страницу Оли Шиззи, то есть Лиззи.

Её страница в запрещённой сети пестрела стандартными фотографиями человека, который зарабатывает блогерством, — всё такое красивое, блестящее, как из журнала, выверенные до миллиметра позы, одинаковая улыбка на всех снимках. Такая загадочная — полуоткрытые пухлые губы, жемчужный блеск зубов. И обязательно, на каждой фотографии, провокационное декольте. Ну, кроме тех снимков, что сделаны на улице, естественно. Если в помещении, то всё полуголое. Особенно меня впечатлила фотография, выложенная утром: Оля Лиззи и её завтрак, овсянка с клубникой. Снято было сверху, и, глядя на снимок, зритель невольно нырял девушке прямо в вырез и только потом, достаточно там погуляв, замечал собственно завтрак.

Вульгарно, пошло, но ярко и отчасти даже талантливо — это было сложно не признать, если вчитываться в посты. Я, как взрослый человек, понимала, что Оля зарабатывает рекламой, что в её ленте нет ничего случайного, и за всё ей платят денежку. Она, естественно, представляла каждый продукт как свою личную покупку или находку, но только дети могут в такое верить. Дети или очень наивные взрослые.

Книги, настольные игры, выставки, спектакли, фильмы, косметика — чего только не было на её странице! А это ведь только соцсеть с фотографиями, ещё же и видео есть…

Размах впечатлял. Я даже поймала себя на мысли, что мне было бы интересно узнать, как Оля Лиззи раскручивалась. Уверена, если Оксана начнёт публиковать нечто подобное у себя на странице, читать её будем мы с Костей и три близких подруги. Но не десять миллионов подписчиков.

Десять миллионов! Даже если активных среди них не более трети, всё равно впечатляет. И неудивительно, что Костя настолько заморочился…

В этот момент я словно споткнулась взглядом об одну из фотографий, сделанных примерно две недели назад. Ничего особенного на снимке не было — Оля Лиззи сняла себя в собственной прихожей. Шикарная квартира, современная дизайнерская мебель, белый пол… В прихожей, да. Непрактично, но красиво, конечно. Зеркало в тяжёлой кованой раме, под ним комод… И на комоде рюкзак.

Увидев его, я сглотнула. У Кости был точно такой же рюкзак, он ходил с ним по выходным. В будни — с дипломатом, в выходные — с этим рюкзаком, чтобы было удобнее все покупки туда засовывать. Обычный чёрный кожаный рюкзак, не большой и не маленький, — если бы не фирменный брелок, который висел у этой модели на молнии переднего кармана, я и не узнала бы его.

Что это значило? Ничего, разумеется. Рюкзак не эксклюзивный, кроме Кости он может быть ещё у тысяч людей. В том числе и у Оли Лиззи. Вещь качественная, недешёвая — она такие наверняка любит. И мне надо выбросить из головы подобную ерунду.

Не знаю, зачем я заглянула в комментарии. Может, интуиция?

«Ой, Оленька! — писала какая-то девушка. — Очень симпатичный рюкзачок! Твой?»

«Нет. МЧ», — был краткий ответ.

Молодого человека, значит. Ну, Костю сложно назвать прям молодым… Но он и не старый. Хотя Оля Лиззи младше его лет на двадцать.

Ещё одно совпадение. Не многовато ли их накопилось за последние дни?

27

Надежда

Косте я ничего говорить не стала. Потому