Предавший однажды - Анна Шнайдер

— Смотрела.

— И? — Костя начал расстёгивать рубашку, и по его движениям очень чувствовалось, что он сердится — они были резкими. И в один прекрасный момент, неудачно дёрнув рукав, муж оторвал пуговицу с мясом. — Чёрт!

— Спокойнее, — посоветовала я ему, и Костя взорвался:

— Да будешь тут спокойным! Ты весь вечер ведёшь себя так, будто я опять накосячил, а я не понимаю. В чём дело-то? Или ты подозреваешь, что я на корпоративе мог в туалете с кем-то развлекаться? Давай тогда попросим записи c камер в этом клубе, а? Чтобы ты убедилась, что я в туалет там даже не ходил!!

— Потише, — шикнула я на мужа, когда к концу тирады Костя повысил голос. — Не хватает ещё, чтобы Оксана всё узнала. Лёва и так с тех пор переживает.

— Лёве ты сама рассказала. Могла бы промолчать.

Проглотив желание послать мужа крепко и надолго, я съязвила:

— Ну я вообще всё делаю неправильно. Прости меня, Костенька, дуру грешную.

— Перестань! — поморщился Костя, сбрасывая рубашку. Скрестил руки на груди, как делал всегда, когда собирался доказывать свою правоту, а я зацепилась взглядом за его предплечье — и почувствовала, как сердце пропустило удар.

Блёстки. На предплечье правой руки моего мужа был след чего-то блестящего, похожего на лосьон для тела с блёстками. Такими… малиновыми, как волосы Оли Лиззи.

— Надя…

— А это что? — хмыкнула я, ткнув Костю в руку. — Типографская красочка, да?

Муж приподнял конечность, чтобы посмотреть, куда я указываю… И его брови мгновенно взлетели вверх, превратив лицо в удивлённое.

— Хм…

— Очень смешно, — вздохнула я. Смешно мне, конечно же, не было. — Я как раз на днях видела в интернете молодёжный видосик. Девчонка возраста твоей Оли рассказывала, как надо помечать неверных мужей, чтобы их жёны догадывались об измене. Вот такими блёстками и надо! Девочки ими тело смазывают, а затем трутся о мужика — и вуаля: следы преступления в наличии!

У Кости, по-моему, после этой тирады задёргался глаз.

— Я понятия не имею, откуда эта х**ня здесь взялась, — прошипел он, посмотрев на меня почти с ненавистью. — Я половину вечера ходил в боулинге с закатанными рукавами, и это могут быть следы кого и чего угодно. Я знаю одно: завтра же мы с тобой поедем в этот грёбаный клуб, я потребую у них записи с камер и заставлю тебя всё просмотреть! Хочу, чтобы ты убедилась…

— В чём? — я покачала головой. — Костя, я и так понимаю, что ты не дурак и сегодня вечером у тебя ни с кем ничего не было. А блёсточки, скорее всего, появились, когда ты Оле помогал в боулинг играть. Я на фотографиях видела.

— Слушай, но боулинг — это всего лишь боулинг, блин! — запыхтел от раздражения Костя. — Или мне нельзя теперь и в боулинг играть? Надя, нелепость какая-то! Ты из-за этой фотки рассердилась на меня, что ли?

Я смотрела на недоумевающего мужа и не знала, как ему объяснить, что дело не только в этой фотографии. Что я просто не верю во всё, что он говорит, — ни одному объяснению не верю, даже правдоподобному, — и не знаю, как это изменить.

— Я не рассердилась. Мне просто кажется, что ты водишь меня за нос. Всё, что ты говоришь, вроде бы логично, и мне, наверное, должно быть стыдно, что я тебя подозреваю. И тем не менее…

Костя тяжело вздохнул, подошёл ко мне и взял за руки.

Я прислушалась к себе и почти ужаснулась: мне тут же захотелось выдернуть свои ладони из его захвата и куда-нибудь уйти. Было неприятно, и больше ничего, — словно ко мне не любимый муж прикасался, а кто-то совсем чужой, незнакомый.

— Надя, я не вожу тебя за нос, — сказал Костя твёрдо, глядя мне в глаза. — Просто я, видимо, не очень хорошо понимаю серьёзность твоих подозрений. Мне изначально показалось, что мы всё выяснили, что ситуация с чужим именем во сне не должна тебя волновать. Но теперь я вижу, что это не так и ты переживаешь. Знал бы — не подходил к этой Оле, несмотря на то, что я должен с ней общаться.

— Должен?

— Ну конечно! А кто, по-твоему, налаживает с ней контакты, не Верхов ведь? Мы с Мариной. Ты её видела на фотках — страница, которую я тебе прислал, ей принадлежит. И если я сольюсь и оставлю её этой блогерше на растерзание, Марина сама начнёт являться мне в страшных снах, в качестве мести.

Два года назад я бы улыбнулась. Непременно улыбнулась бы.

Но не теперь.

— Кость, — пробормотала я, высвобождая ладони, — давай спать, а? Я не знаю, что ещё сказать.

— Ладно, — не слишком довольным голосом, но тем не менее согласился муж. — Давай. И пожалуйста, очень тебя прошу… Не выдумывай ничего. Я ведь пообещал, поклялся, Надя. Просто верь мне.

Я серьёзно посмотрела на Костю, который, кажется, до сих пор не до конца сообразил: невозможно верить тому, кто тебя однажды уже предал. Можно научиться с этим жить, простить, не вспоминать, не упрекать. Но той веры, что была когда-то, больше не будет. Хоть обходись к психологам — не будет, и всё.

Но мне не хотелось объяснять это Косте.

— Ладно. Буду верить, — соврала я, по-детски скрестив за спиной пальцы.

33

Надежда

Перед сном я заглянула в соцсети Оли Лиззи, но не обнаружила там ничего, за что можно было бы зацепиться. Пара фоток с сегодняшнего вечера имелась, но не с Костей, а с другими людьми. Ну и был отдельный снимок красавицы блогерши возле боулинга, где она держала пару шаров, подняв их вверх, как штангу, и отставив в сторону стройную ножку. Кто её фотографировал, уж не Костя ли? Впрочем, какая разница…

Ночью я плохо спала. Не могу сказать, что я много о чём-то думала или ещё раз прокручивала в голове известные — точнее, неизвестные — факты, совсем даже наоборот, старалась не думать. Но почему-то не спалось.

Часа в три утра я отправилась на кухню попить воды и, пока цедила из стакана жидкость, зачем-то смахнула экран блокировки с телефона. Под ним оказалась незакрытая страница Оли Лиззи в одной из соцсетей, и