Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии - Мишель Фашах

Глубоким вечером я сидела с напившимися вдрызг бандитами за самым темным угловым столиком трактира. Они поедали какую-то странную смесь из теста и мяса, напоминающую растекшиеся по сковороде пельмени. Среди этой братии выделялся орк — казалось, местная бормотуха его совсем не брала.

— Жалко мне тебя, — заплетающимся языком тянул Сальват, совсем потерявший человеческий облик. — Девка-то ладная, видная. Только вот не по вкусу всяким там высокородным эльфам. Видать, измывался над тобой твой хозяин, — он невнятно изобразил руками мою фигуру в воздухе.

— И еще семьи своей не знаешь, в детстве, видать, забрали. Одна дорога для немагичных — в постель к какому-нибудь богатею. Кто его осудит, если он не со своей женой спит, если по немагичным не поймешь? Жена только знает, да и та молчать будет, — совсем уж растекся он в пьяном бреду.

— Грыхтыкгругз! — рявкнул орк в ответ, с силой стукнув о стол деревянным кубком, который Сальват уже не мог удержать в руках.

— Разрушишь чего — сам платить будешь, — пробурчал босс, пытаясь утихомирить разбушевавшегося орка.

Посиделки оказались неожиданно полезными. Пьяных я, конечно, не люблю, но у этих язык точно без костей. Вот и родилась у меня в голове легенда. До чего же странные эти эльфы! Оказывается, мог и Антенчик со мной переспать, и никто бы ничего не заподозрил. И вообще, можно было развлекаться, а они меня совсем в заблуждение ввели! Сидела я, расстроенная и огорченная. Когда Сальват окончательно вырубился, орк понес его наверх как девушку, перекинув себе на плечо, чем вызвал у меня приступ дикого хохота.

— Ты иди ко мне в комнату, завтра Сальват отведет тебя к своему дяде. Я сегодня не вернусь. Прощай, красавица, — тихо произнес мгновенно протрезвевший эльф.

— И тебе не хворать, — соорудила я русский посыл из вычурных эльфийских конструкций.

Эльф как-то поддерживающе тронул меня за плечо и ушел. Я решила уже пойти в комнату, но тут спустился орк. Мы решили еще посидеть. Он плохо разговаривал на эльфийском, скорее совсем не разговаривал. Я плохо разговаривала на общем. Мы как-то пытались объясниться, что-то по поводу готовки, но все было бесполезно. Я устала и решила пойти наверх, а он вызвался меня сопроводить. У двери в комнату я почувствовала вдруг какой-то дикий порыв, будто это последняя ночь в жизни и прижалась к орку всем телом, ощущая его твердую, грубую плоть. Его руки схватили меня с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я не желала поцелуев, лишь жаждала забыться в объятиях, утопить тоску в плотском наслаждении.

Я стояла ошеломленная, чувствуя, как сердце бьется так громко, будто пытается вырваться из груди. Орк, массивный и неотесанный, развернул меня спиной к себе и прильнул с такой силой, что я кожей ощутила его возбуждение, его необузданную мощь. Он не говорил ни слова — да и что он мог сказать, если наш языковой барьер был непреодолим. Но мне и не нужны были слова.

Внутри меня разгоралось что-то первобытное, звериный инстинкт, подавляемый годами цивилизации, что вдруг вырвался наружу. Он поднял меня, словно я весила не больше пера, и бросил на кровать. Дверь захлопнулась с глухим стуком, замкнув нас в комнате, где только только слабый свет луны пробивался сквозь щели ставней.

Его тело нависло надо мной, огромное, словно живая гора. От него исходил терпкий, мускусный запах, который сводил с ума. Он не был нежен, вертел мной, словно безвольной куклой, но я и не думала сопротивляться, отдаваясь во власть первобытной страсти. Просто существовала, просто чувствовала, просто жила в этом моменте, когда все остальное перестало иметь значение.

Лишь с первыми лучами солнца все стихло. Орк заснул, оглашая комнату богатырским храпом, я лежала рядом, чувствуя, как моя кожа горит от его прикосновений, а внутри разливается странное чувство опустошенности и удовлетворения одновременно.

Собрав свои вещи, я встала и подошла к окну. Рассвет окрашивал небо в розовые и золотые тона и я, собрав свои немногочисленные вещи, отправилась ждать Сальвата.

Ждать не пришлось, Сальват сидел внизу и с круглыми глазами заговорщицки прошептал:

— Ну ты и сильная девка, с орком-то! Не каждая решится. Сначала я подумал, он тебя силой берет, а потом понял — тебе нравится.

Я покраснела до мочек ушей, конечно, о звукоизоляции в таверне оставалось только мечтать. И так, красна девица и зеленый (от вчерашнего) молодец пошли искать дядю рыбака.

По главной деревенской тропе мы доковыляли почти до самой воды, а потом свернули в сторону обрывистого берега. Минут через пять набрели на покосившуюся лачугу на опушке леса. Дверь нараспашку, а изнутри доносится прерывистый посвист. Дядя дрых на лавке, ничем не укрытый, в доме, который и запирать-то смысла не было. Какие там ценности? Печь да лавка.

— Бороник! — заорал Сальват, пытаясь разбудить рыболова. — Дядя Бороник!

— А? — Бороник с трудом разлепил глаза и приподнялся.

Теперь его можно было разглядеть получше. Полностью заросший, с выцветшей от соли и ветра шевелюрой и бородой, сухощавый мужик лет пятидесяти на вид. Одет в длинную ночнушку, явно оставшуюся от покойной жены. Глаза красные, будто он всю ночь рубился в доту, а в шесть утра решил выйти на свежий воздух.

— Дядя, я тебе ученицу привел, заодно и помощницу по хозяйству, — представил меня Сальват без лишних церемоний.

— А зачем она мне? — развел руками дядя.

— Готовить тебе будет, как минимум. Да и женщина в доме тебе не помешает. Помоги девке профессию обрести получше, чем то, что ей судьбой на роду написано.

— Так, так, а чего это немагичка решила руки марать рыбой?

— Рыбу люблю, — вставила я пару слов, в которых была уверена.

Понимать общий язык было проще, чем на нем говорить. Да и понимала я еще далеко не все, но простые житейские разговоры с мимикой и жестикуляцией как-то сами собой переводились.

Дядя внимательнее меня оглядел, прицокнул языком и покачал головой.

— Странная она какая-то. А как она рыбу без магии ловить будет, а готовить? Фигня какая-то получается. Ну да ладно, может, чему и научится. Оставлю её. А как твоя матушка поживает? — не делая паузы между решением моей судьбы и светской беседой, дядя жестом пригласил нас присесть на лавку.

— Матушка хорошо, о сестре, как обычно, сильно беспокоится. Но раз боги так решили, от судьбы не уйдешь.

— Это да, — почесал затылок заросший рыбак. — Ты прости, последние пару недель рыба совсем