Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

и розовые пяточки небольших ступней отлично видимые мне в полумраке зимовья с моим драконовым зрением… Чуть корицы, немного горьковатого миндаля — запах феромонов возбуждённого омеги достиг моего носа. Я, шагая на коленях по топчану, почти вплотную приблизился к Эльфи. Тепло кожи омеги коснулось моих губ, а почти пустые фолликулы между его лопаток встали дыбом. Эльфи передёрнул тонкими плечиками:

— Оме…, - едва слышно выдохнул он.

Молчи, маленький, молчи… — мысленно уговаривал я Эльфи, а скорее себя. Молчи, или я сорвусь… Осторожно, как до драгоценной старинной вазы, невесомо дотрòнулся пальцами до выступающих косточек на склонённой шейке Эльфи. Провёл вниз, перебирая каждую из них… нежно перескакивая с одной на другую. Если бы мог, закрыл бы глаза… Если бы мог…

Приблизился ещё, так, что мои крупные торчащие вперёд соски коснулись лопаток омеги — меня прострелило мучительным наслаждением, а Эльфи хрустнул пальцами судорожно сжатых рук. Где-то внизу живота, в промежности зародился, сладостно и одновременно тягостно заныл, заворочался ком наслаждения. Пересечённые ещё в замке нервные окончания, задёргались, запульсировали, ища отклика парасимпатической иннервации гладких мышц внутренних срамных артерий. Неожиданное шевеление в трусах отвлекло меня от анализа ощущений изуродованных нервных окончаний. Мой омежий член, не такой уж и большой (омеги, в отличие от альф не могут похвастаться размерами внешних половых органов) очнулся от многодневной спячки и сейчас бодро торчал вперёд, едва заметно пульсируя в такт биению сердца.

Ох, ё! Как бороться с моей буйной эрекцией без Шиарре, согласного на всё, что угодно, я просто не знаю. Если только выплеск Великой Силы. В прошлый раз помогло.

Ноющая боль, нарастающая сильнее и сильнее, где-то в таинственных глубинах промежности… Сжав зубы я выдохнул, обдав струёй теплого воздуха спинку Эльфи. Стало чуть легче…

Облизал опухшие губы и дотрòнулся повлажневшими промежуточными частями до кожи омеги на косточках позвонков так и оставшейся склонённой шеи Эльфи. Перебираю губами тёплую ароматную от феромонов кожу на шейке омеги, внимательно отслеживая его эмоциональное состояние. Только такой анализ и помогает хоть немного отстраниться от той эмоциональной бури, что сейчас захлёстывает и топит и самого Эльфи и меня.

Медленно, тягуче, почти не отрывая губ от косточек, невесомо целую омегу в тонкую шейку, постепенно спускаясь к лопаткам… Ещё… ещё немного, вплотную подходя к той грани за которой уже не остановиться. И перейдя которую Эльфи уже не спастись. Омега, закрыв глаза, выгибает подо мной чувственную спинку… оттопыривает мокрую от смазки попку в предвкушении прòникновения…

Рука моя неслышно взметнулась над головой Эльфи: схватить, сжать что есть силы, смять послушное тело, ломая кости… Нет! Нельзя! Пальцы, повершённые ногтями (когтями!) с чёрными острыми кончиками, дрожат и дёргаются в предвкушении…

Я, судорожно выталкивая воздух из груди, выдыхаю…

Спи, маленький, спи… Пусть тебе приснится Пальма де Майорка, ласковые волны, золотой песок…

Эльфи обмякает, приваливается спиной к моей груди, головка его поникает как бутон пиона. Он спит…

Он спит в моих руках. Справа. Я подсунул правую руку ему под шейку, чуть навалился сверху, приник к нему грудью, накрыл сверху левой рукой. Тёплое одеяло укрывает нас обоих сверху… Я вдыхаю запах его волос, уткнувшись носом в макушку омеги… Спи, маленький… В этот раз мне удалось совладать с демоном…

А железный стояк не даёт спать!

Высоко над нашим оврагом формирую шарик пирокинеза. Нагоняю в него энергии. Ещё. Ещё. Ещё. Шарик, бросая резкие чёрные тени, светится нестерпимо белым светом, гудит как трансформатор и потрескивает от избытка энергии, пульсирует на грани, готовый взорваться от малейшего движения. Телепортация…

Где-то в районе горелого кабака Оппо, высоко в небе рвануло… Вспышка мгновенно донеслась до Майнау, переполошив ночные патрули городской стражи. Некоторое время спустя звук взрыва долетел до города, мягко качнул деревья над оврагом. Посыпался снег. Зашумели, заорали разбуженные ворòны. Эльфи завозился во сне в моих объятиях.

Ну вот и кончил… мать его так… Прижавшись наконец-то успокоившейся промежностью к влажной попке омеги и бережно удерживая его в каркасе рук, я заснул. До того как проснётся Веник у меня есть часа полтора.

* * *

Количество поглощаемого Веником молока неожиданно резко выросло. Теперь мне приходилось через день ходить в Майнау и покупать молоко для ребёнка. По пути вместе с Хансом обязательно заглядывали на рынок — мне было интересно послушать о чём говорят в городе, нет ли каких новостей.

Болтали много. И разного. Про ростовщика Карла Зульцберга передавали со смехом, что, мол, на старости лет совсем выжил из ума — сделал себе операцию и самым бесстыдным образом сожительствует со своими прислужниками-альфами, которых у него аж двое. У добропорядочных жителей Майнау закрались сомнения в здравом разуме Карла — впервые кто-то делал себе операции по удалению половых органов, а вот о цели такой операции местные не догадывались и строили самые разные предположения. В магистрат был вызван сын ростовщика, омега-вдовец и досрочно введён в наследство, нотар выдал свидетельство. Карл был отстранён от дел, а омега с детьми переселился в дом безумного отца.

А вот про Нессельриденов много не говорили — новость о травме зерноторговца давно перестала быть животрепещущей. Передавали только, что Дитрич сунулся в дела супруга и там оказалось не всё чисто.

Тихо, шёпотом передавали, что порталы в Тилорию перестали работать, власти скрывают и теперь надо ждать повышения цен на всё — Майнау и побережье было нужно Тилории только как форпост по добыче ценных морепродуктов, великолепнейшей рыбы, мехов, зрелого корабельного леса, выращиванию льна и пеньки — добытое и выращенное караванами отправлялось в метрополию, а в обмен присылали богатые дары тёплой земли, фрукты, предметы роскоши, книги, железо, оружейную сталь. Жителям Тилории не нравился холодный климат Майнау и во многом это изолированное владение воспринималось как место ссылки, но теперь, учитывая, что столица погибла, а страна разорена, Майнау — это Тилория.

Надо в ближайшую ночь навестить Дитрича. Хватит ему пребывать в сексуальном простое.

Мы с Хансом проходили по базару мимо харчевни-забегаловки когда прямо нам под ноги из с треском распахнувшейся двери харчевни вылетел разлохмаченный, одетый в какую-то невообразимую рванину человек. Ребёнок. Омега. Голова светится жёлтым светом. Шлёпнулся на укатанный, с навозом, снег дороги и долго лежал, поджав под себя озябшие руки.

Ханс подошёл к нему, трòнул латным сапогом:

— Вставай, чего лежишь.

— Сейчас я… сейчас… Не бейте…

Омега с трудом поднялся и, съёжившись, попытался скрыться в переулке. Страх, безысходность донеслись до меня.

— Останови его, Ханс, — попросил я стражника.

— А ну, стой!

Омежка, отошедший было на несколько