Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

— Побудь натянутой струной

В моих танцующих руках…

Натянуло ещё, выбирая слабину от растягивающихся мышц и суставов. Дитрич забалансировал на границе боли и удовольствия, а руки демона, пройдясь по выпяченным рёбрышкам, оставив неглубокие царапины на нежной коже боков омеги, не обращая внимания на резко уменьшившийся член и втянувшиеся в промежность яички, опустились ниже, прошлись по ягодицам. Горячее дыхание Господина опалило судорожно дёрнувшиеся колени… Раскалённые руки завозились ниже, одевая на тонкие аристократичные щиколотки кожу браслетов, глухо звякнуло, вытаскивая цепи из песка… Верхние цепи потянулись вверх ещё, отрывая босые ноги омеги от песчаного пола, а нижние цепи пошли в сторòны, разводя ноги и нестерпимо и сладостно напрягая тонкие мышцы бёдер и открывая доступ к беззащитным гениталиям. Дитрич оказался в воздухе распятым в форме звезды. Горло перехватило от боли в руках, на которых сказывался и вес тела и сила натяжения нижних цепей… Господин почувствовал нестерпимую боль своего раба и неожиданно стало легче, тело, будто утратив часть своего веса, немного приподнялось и выворачивающая боль в широко растянутых руках утихла. Осталось лишь наслаждение своей беспомощностью, покорностью воле Господина. Анус напрягся и капли смазки медленно стекли по внутренней сторòне напряжённых ягодиц.

Дум, ду-дум, дум… продолжал ритм странной песни:

— Каких бы слов не говорил,

Такие тайны за тобой…

В воздухе свистнуло и чувствительную кожу на спине между лопаток и на крестце, чуть выше ягодиц обожгло ударом плети.

Ах-х! Да-а! Ещё!

Но нет… Удар был один… Ожидать второго, предвкушать боль, огнём пробегающую по рецепторам, прòникающую внутрь и сворачивающуюся клубком внизу живота, и там неожиданно превращающуюся во вспышку наслаждения — это было выше сил Дитрича. Он задёргался в цепях, слёзы хлынули и потекли по лицу из-под повязки. Дум, ду-дум, дум — бился ритм в голове. Шурша песком демон обошёл висящего омегу и встал сзади. Омега прислушивался и ждал, пропуская ритм сквозь себя. Дитрич чувствовал Господина, чувствовал жар его тела спиной. Вот он! Он рядом! Здесь! Хотел было повернуть голову… Вдруг новый удар плети из-за спины, через правое плечо наискосок, по соску и концом плети в промежность — по члену и сжатой мошонке с захлёстом по истекающему анусу. А-а-а! Как больно! Как больно! Боль рвала мозг, волосы на голове встали дыбом стянув кожу к ушам, лицо некрасиво ощерилось, вытянулось вверх, перед зажмуренными глазами пошли жёлтые круги. Как больно-о… Оо-о… Дитрич судорожно задышал сквозь сжатые зубы и боль неожиданно растаяла, растеклась острым наслаждением, выворачивая мозг в другую сторòну. О-о-о… Если бы оставались силы он бы завыл, закричал. Как иногда, как он слышал по секрету от своего прислужника Идана, кричат омеги в постели с любимым истинным альфой… Распятый омега чуть шевельнулся и из съёжившегося члена потянулась вниз блестящая нитка преякулята с вытянутой прозрачной капелькой на конце.

«Говори!» — прозвучало в голове омеги.

— Что говорить? — вырвалось у Дитрича запалённо дышавшего от собственных фантазий и того, что происходило с его телом.

«Всё!» — приказал демон и Дитрич заговорил.

Он вываливал на Господина всё, не задумываясь о том, что говорит, связно или нет. Пережив сильнейшее эмоциональное и чувственное потрясение именно такой бессвязный, может быть, бессмысленный разговор под непрекращающийся ритм песни, твердившей:

— Открыта дверь тебе, я жду,

В одну из пепельных ночей,

И твои руки обовьёт

Змея железных обручей…

помог Дитричу освободиться, разжать пружину мыслей и чувств, готовую вот-вот лопнуть с катастрофическими последствиями (самоубийство, в шаге от которого был омега, ведь можно считать таковым?).

Выяснилась и причина по которой Дитрич превратился в такого мазохиста. Особой любовью в семье он не пользовался — у отца и пап были свои любимчики среди детей. В период пубертата он случайно смог подсмотреть как один из прислужников-альф огуливал омегу, прислуживавшего на кухне. Действо омеге нравилось, а вот сам подглядывающий Дитрич попался на глаза суровому отцу. Был оттаскан за ухо и выпорот. Образовался триггер: боль-секс. Образовался и ушёл в подсознание. В семейной жизни ему не повезло, что трамбовало всё копившееся много лет в подсознание. В итоге выстрелило так. Дитрич — махровый мазохист.

А песня продолжала:

— Один лишь шаг до высоты,

Ничуть не дальше до греха,

Не потому ли в этот миг

Ты настороженно тиха… [58]

Дитрич замолчал, запыхавшись от быстрой лихорадочной речи. Всё, что его мучило последние годы, всё это он выплеснул из себя, Господин в великой своей милости выслушал раба и Дитричу стало легко, так легко и просто как не было никогда, ну, может быть только в раннем беззаботном детстве… Горло его пересохло, он облизывал сухие губы. Возбуждение стало спадать и тело, ранее переводившее боль в наслаждение, стало испытывать настоящую боль — наступал откат.

Повязка, промокшая от слёз, слетела с головы омеги, снятая Господином и он увидел себя в прохладном полумраке пещеры с невообразимой высоты потолком, висящим на блестящих полированных цепях, пристёгнутых к кожаным манжетам на руках и ногах. Демон — его Господин стоял прямо перед ним. Оскалился, обнажив крупные кипенно белые клыки. У Дитрича прямо заныло в промежности — так он захотел, чтобы эти самые клыки коснулись его кожи.

Щёлк! В руках Господина что-то блеснуло. Зажим! Увесистый металлический зажим мгновенно оказался на левом соске омеги, почти до крови сжав его и оттянув своим весом вниз. Дитрич дёрнулся, глаза полные болезненной неги удовольствия поднялись на Господина. Ещё! Молю, ещё! Пересохшие губы приоткрылись… Господин мой!.. Щёлк! Второй зажим впился в правый сосок. Тянущая, мучительная боль прòнзила исстрадавшееся тело, заново рождая изматывающее, не находящее разрядки наслаждение. Подсохшая было попка снова увлажнилась, наполняя полумрак пещеры ароматом феромонов возбуждённого омеги. Струйка преякулята, тянувшаяся из куриной гузки крайней плоти сморщившейся на сжавшемся члене, едва не достигшая песка и зависшая на полпути пропустила через себя новую порцию смазки и тяжёлой каплей шлёпнулась в пол.

Демон коснулся сразу обоих зажимов, приподнял вверх, быстро убрал руки и зажимы, повинуясь притяжению, дёрнулись вниз. Дитрич, полностью отдав себя по власть Господина, закусив губу, прикрыл глаза. А когда открыл их, на демона уставились два молящих о наслаждении, о любви, окна души, измученной от неудовлетворённого, распаляемого изощрёнными пытками, желания. Господин, его Господин в несказанной милости своей, горячей рукой погладил Дитрича по щеке, не отрывая раскрытой ладони от лица омеги, большим пальцем коснулся пересохших губ… Дитрич взглядом метался по такому