Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

Корьян хоть и был в чем-то жесток и излишне расчетлив, но дело говорил. Если Райнарова Лада была в любом из селищ княжества, её бы нашли. Не Ульв, так Райнар.

Слушая доклады дружинников, Остромысл попеременно смотрел на всех остальных. Напротив всё так же сидели на лавках седобородые старейшины. Неужто так же, как простые бабы с холма они наконец уверовали в княжескую силу и перестали перечить любому слову? Даже непримиримый Скорпунь был безмятежен, поглаживая длинную бороду. Он, не таясь, смотрел на князя и против обыкновения молчал. Не сулил беды, не призывал пожертвовать всеми осенними дарами. Отослав ладонью последнего стражника, Остромысл громко спросил:

– Что же вы ныне молчите, старцы?

Князь обратился ко всем, но тяжелого взгляда не отрывал от жреца.

– Да ты и без нас, князь, мыслью остёр, нравом крут. Думу думаешь долго, решаешь мудро, на что тебе наши советы. Волею твоей ныне, глядишь, всё обойдётся, – проскрипел Скорпунь, но не зло, как в прошлый раз, а насмешливо.

Остромыслу бы рассердиться, да громогласно прогнать зарвавшегося старика. Но он всё смотрел на него, смотрел, и не мог отделаться от ощущения, что жрец уже всё решил без него. Уж не принёс ли он богам другую кровавую жертву? Ходил ли кто из дружинников в дальнее жреческое селище у капища, где старики с богами день и ночь разговаривали? Ульв о том ничего не говорил. На душе стало мутно и тяжело. Схватить бы наглеца за бороду, притянуть к колену и заставить как на духу всё рассказать.

Но вместо этого Остромысл решил своим глазом за ним понаблюдать. Старики с трудом повыползали из княжеской палаты и пока выходили из терема, Остромысл успел пройти по черному коридору и выйти на задний двор, накинув на плечи тёплый, на меху, красный княжеский кафтан. Во дворе дружинники тут же вытянулись, собравшись его сопровождать, но князь остановил их рукой – он пойдёт один. Посмотрит и послушает, о чем старейшины говорят. Они еще долго натягивали на себя полушубки, а потом на крыльце по-стариковски сетовали на плохую погоду и укладывали бороды за воротник.

Скорпунь прошаркал мимо них. Ветер взвил его седые волосы, но старик не обращал на них внимания, позволяя порывам трепать себя, как голый куст. Всё жрецу было нипочем, а ведь он такой древний, что даже Остромысл не знал, сколько ему зим. Может, сами боги оставляют его среди людей? И вместе с богами он чувствует себя неуязвимым и во всём правым. Что-то в этом старике всегда было тёмное, неведомое. С каким остервенением он проводил последний ритуал, размазывая кровь овцы по ритуальному камню. Князь не сомневался: если б ему позволили, он бы выхватил какую-нибудь девицу из круга и измазал уже её кровью камни и идолов. Тогда бы никто не отделался рябиновым соком, стекающим по голым девичьим ногам…

Князь нахмурился, когда весь хоровод для него превратился в одну единственную фигуру Соловейки. Она тоже там стояла в короткой бесстыжей рубашке с кроваво-красными ягодами в руках. Стояла ли там пропавшая Лада – князь никак не мог припомнить, сколько бы не хмурился и не пересчитывал девиц по памяти. Может и стояла. Он мельком глянул только на одну и только её запомнил. Попробовал бы только этот жестокий старик её тронуть… А что тогда? Остромысл с недоумением остановился и сам себя спросил: а что тогда бы он сделал? И почему эта нахрапистая девица в его мыслях теперь так часто возникает? Он же не глупый юнец, которого первый поцелуй так может поразить.

Браня самого себя, князь шел за стариком, иной раз едва теряя его из виду, чтобы тот не заметил. Скорпунь не спустился по дороге с остальными, а пошел по вершине к тропке, которая ныряла в лес и вела к капищу и древнему селищу. За ним в лес зашел и князь. Багряный кафтан Остромысла затерялся на фоне замёрзших, но так и не опавших деревьев. Он шел, мягко огибая ветки и стараясь не шуметь. Но откуда-то всё равно доносился неосторожный треск. Князь остановился, прислушался – это из-за спины. Неужто кто-то решил и за ним понаблюдать? Уж не Райнар ли всё никак не может ногам другое дело придать, и так шумит в лесу, как в родной избе? Совсем от горя разум потерял. Оставить бы его в этой лесу на седьмицу, чтоб вспомнил, как надобно ходить, даже мышей в листве не пугая. Остромысл хмуро глянул в сторону почти растворившегося среди деревьев жреца, но всё же свернул с тропы, зайдя за скрывший его куст.

Хруст веток под ногами стал еще громче и чаще – кто-то, не скрываясь, бежал. А вот это уже вряд ли был осторожный и умелый, несмотря на горе, Райнар… Остромысл взял в руки палку, чтобы научить уму разуму любого дурака, который решил за ним последить, как вдруг увидел на дорожке Соловейку. Она, растерянно оглядываясь, бежала по едва заметной тропке, а потом и вовсе остановилась. Это еще что такое? Что девице тут делать?! Он ей запретил на реку ходить, так она по лесу теперь шатается? И следит за ним… отчаянная, непослушная девица! Глубоко дыша, князь наблюдал за Соловейкой. Она поозиралась, прижимая ладони к лицу, Остромысл усмехнулся в бороду – кого потеряла? Возвращайся назад, покуда беду на себя не накликала.

Но Соловейка и не подумала вернуться. Обернувшись, она вздохнула, пригладила волосы и пошла вперёд по той самой тропе, которой шел князь. Куда?! Тоже решила прогуляться на капище за Скорпунем? Остромысл бесшумно шагнул вслед за ней, не выходя из лесной чащи. Может, оно и лучше. Заблудившаяся девица у стариков самое страшное – гнев вызовет.

11

У Соловейки чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда князь Остромысл исчез прямо посреди дороги. Как леший его утащил! Ни звука, ни крика, ни клочка его красного кафтана – ничего не осталось. Соловейка поглядела из стороны в сторону, даже негромко позвала князя: «Ау?», – не зная, чего больше боится. Того, что он отзовётся и выйдет к ней лицом к лицу, или совсем потеряется. Но разве может князь Остромысл потеряться в лесу своей земли?

Немного успокоившись, Соловейка обернулась, не вернуться ли в терем? А потом глянула вперёд, туда уже ушел старик, за которым они крались. Ну… князь шел, а она