Жениться по любви - Бок, Хильдур

Глава 8

Сир Максимилиан нанял-таки вольных и даже у нотариуса договор не заверил — ну, его дело. Елена вольным не доверяла в принципе, но к её удивлению, Фрида, едва завидев главу наёмников, протянула насмешливо: «Какие люди — и без кандалов! Здорово, бандюга». «Привет, шлюшка, — ответствовал Аспид, невысокий и хлипкий с виду чернявый тип с беспокойными тёмными глазками. — Так всё и ходишь в ошейнике своего борделя?» — «К ошейнику всегда прилагается миска с косточкой», — влезла в разговор сира Симона, и они немного погрызлись, не скрывая взаимного удовольствия от процесса. В общем, случилась нормальная такая, как объяснила позже Фрида, встреча гильдейских шлюх с бандюгами — наёмных бойцов с вольными охотниками. И да, Аспида Фрида знала давно: в молодости вместе учились в Магической Академии, хоть никогда особо не дружили. Он тоже был боевиком-стихийником, и его команда была для вольных очень даже приличной, хотя и не вполне законопослушной. А уж в качестве охотников за головами его шайка из двух дриад, тролля и полуорка подходила прямо-таки идеально: от дриад даже эльфам в лесу не скрыться, а от тролля даже эльфам живыми не уйти. Интересно, это сиру Максимилиану просто повезло, или он как раз знал, что делает, нанимая Аспида?

Впрочем, у Елены своих забот хватало — на Белую Дорогу пожаловал сборщик налогов, и она, решительно оттеснив управителя, вступила в неравную схватку с королевским чиновником. Неравную — потому что тот привык к не знающему толком ни законов, ни прав своего сеньора Карлу, а нарвался на «конторскую крысу», раз за разом прихлопывавшую его томом Гражданского Права, ощетинившимся закладками. Баланс Елена впервые в жизни свела один, зато самый настоящий; зерно продала Меллерам; на шкурки ей нашёл оптового покупателя отец, так что бодаться с оценщиком, которого привёз с собой сборщик, ей не пришлось… Чиновник, не ожидавший такой прыти от какой-то бабёнки, да ещё из третьего сословия, пытался было её припугнуть. Елена расхохоталась и предложила выяснить, кто из них прав, в суде. Этак ненавязчиво напомнив, кто такая сира Ванесса, супруга сира Максимилиана, и какую должность занимает её отец.

Словом, она отвоевала почти треть суммы, которую обычно платила Волчья Пуща, и даже сира Аделаида целую неделю ходила под впечатлением, почти не цепляясь к наглой выскочке. Она, собственно, уже после скандала с дочерью заметно поутихла: Дианора и себе потребовала подавать на стол полный комплект приборов, и младшему брату посоветовала научиться управляться с этим кошмаром, чтобы потом над его манерами не смеялись ни в Озёрном, ни — вдруг да случится — в столице. Сама Аделаида, дочка такого же пограничного барона, застольный этикет знала в самых общих чертах, назначение половины приборов помнила очень смутно, но делать своего сына мишенью для насмешек столичных остряков вовсе не желала, а потому «наступила себе на горло», по её же собственным словам, и велела дочери и сыну учиться у Елены (Девятеро, куда катится этот мир — у суконщицы!).

А Дианора под видом уроков пила чай в дядюшкиной спальне, простёгивала себе чапан, как у Елены, при свете гномьей лампы и зачарованно слушала, как Фрида рассказывает Герте про дальние страны, про гномов и драконов, про давным-давно распавшееся эльфийское царство… Читать сира Дианора была невеликая охотница, но слушала внимательно, память у неё была цепкая, и вопросы об услышанном она задавала весьма толковые. Собственно, эти уроки землеописания и истории гораздо больше нравились ей, чем Герте.

А с Гертой было… сложно. Боялась она только отца и его старших братьев (которых вечно не было в замке, а если и были, то у них хватало других забот), а слушаться тех, кого не боялась, не считала нужным. Так что в конце концов пришлось Елене перекинуть бедняжку, которую все безвинно ругают, через колено и хорошенько объяснить через попу, раз уж через голову не доходит, что пакости — даже ненавистным кузенам — делать нехорошо.

После этого, естественно, неизбежен был разговор с матерью незаслуженно наказанной малютки, и случился он на храмовой площади, едва Елена вышла из притвора.

День выдался морозный, но ясный. Тонкий сухой снежок играл на солнце искрами, небо безмятежно синело, народ, даром что день был не праздничный, воспользовался хорошей погодой, чтобы сходить в храм, а после с чистой душой и спокойной совестью поболтать с соседями и родственниками на его ступенях — зрителей у представления, устроенного Катериной, хватало. А первая красавица Волчьей Пущи, пылая праведным негодованием, неслась к храмовой лестнице, не сводя с Елены гневно сверкающих глаз. Сира Симона посмотрела вопросительно: перехватить? — но Елена мотнула головой в подаренной супругом собольей шапочке. За своих детей она тоже готова была убивать — но только в том случае, когда им грозило что-то действительно плохое, а не рядовая, причём совершенно заслуженная порка. Катерине следовало прийти и разобраться по-хорошему, что случилось и почему её кровиночку наказали. Она захотела скандала? Что ж, будет ей скандал.

Не вцепляться с ходу в волосы законной супруге своего породистого любовника Катерине всё-таки хватило ума, хотя имелось у неё такое желание, явно имелось. Но то ли наёмниц побоялась, то ли гнева сира Ламберта, только она остановилась за пять-шесть шагов и громко, чтобы все слышали, объявила:

— Что ж вы, сударыня, слова своего не держите? Заступницей нашей Канн клялись, что ругать и бить мою дочку не станете, а сами?!

— Клялась, что зря наказывать не стану, — скучным пустым голосом ответила Елена, лишь слегка выделив слово «зря». Говорила она, в отличие от Катерины, негромко, и жители городка разом перестали шушукаться, замерев, чтобы не пропустить ни слова. — А про то, что стану терпеть глупые выходки, никаких обещаний я не давала.

— Какие ещё такие глупые выходки? — возмутилась Катерина. — Врёте вы всё, вам моя доченька просто как бельмо на глазу, сира Ламберта дитя, вот и наговариваете на неё!

— Полегче, милочка! — осадила её Симона… сира Симона из Люпинов, шестнадцатое колено благородной крови, которая самого барона про перчатку спрашивала. Вид и тон у неё был такой, что Катерина сразу умолкла, спинным мозгом почуяв, что такую лучше не злить — себе дороже. — Твою бестолочь малолетнюю я́ поймала, когда она хотела пол под дверью детской маслом натереть. — Набравшаяся понемногу толпа приглушённо ахнула. — И она очень легко отделалась, что её госпожа Ферр ремешком