Жениться по любви - Бок, Хильдур

к нему. — Потом, ближе к Солнцевороту я тоже приеду, удочерю Мелиссу, как договаривались, и вместе вернёмся. Половина ваших бед и обид оттого, что вы по детям скучаете, я же вижу. Вы и к Герте пытались относиться, как к дочери, да только с нею нельзя, как с Мелиссой. Разбаловали её и матушка, и дед с бабкой, только через задницу и понимает. Была бы мальчишкой, она бы у меня уже училась деревянным мечом махать до судорог в руках и верхом ездить, пока с седла не свалится. Чтобы вечером поесть, упасть и до утра не просыпаться. А как с девчонкой быть, не знаю. Я так понимаю, здесь ей в самом деле толком заняться нечем: на кухне и в прачечной моей дочери делать нечего, а чтобы за пяльцы её посадить, ей надо юбку к скамье прибить гвоздями.

— Как мальчишку и учить, — буркнула Елена, всё ещё, как это ни глупо, уязвлённая своей неудачной попыткой поладить с любовницей супруга и его дочерью. А могла бы и подумать о том, что Катерина — это не Летиция, даже близко не она. — Чтобы действительно сил ни на что больше не хватало.

— И куда потом? В наёмницы, как сира Симона?

— Или в Орден Пути. Или к Дочерям Аррунга.

— Это женский-то орден? — уточнил он. — Да, слышал. У них тут неподалёку, в Захолмье, обитель и приют для ветеранов.

— Да, военно-монашеский орден для тех, у кого нет способностей, которых требуют магистры Пути.

Он покачал головой — слышно было, как волосы прошуршали по подушке.

— Как вы вообще себе её будущее представляете? — спросила Елена. — Бастард безземельного сеньора с приданым от деда-мельника? Нет, по деревенским меркам, он человек состоятельный, но чтобы замуж взяли не его внучку, а признанную сиру Гертруду, приданое нужно немного не то, какое может выделить мельник. А если она ещё и в женихах рыться начнёт, как матушка… Герта ведь не законная дочь барона, чтобы её с парой сундуков взяли. Или хоть две-три сотни монет нужны, или жених будет из тех, кто готов платить за звонкое имя… только вот они, женихи такие, ни молодыми, ни красивыми не бывают. Тоже начнутся истерики, как у матушки: «Под мельничное колесо брошусь, а за него не пойду»?

— Всё-то вы знаете. — Он неожиданно подтянулся поближе и обнял её поверх одеяла. Елена покривилась, радуясь, что под пологом темно и её гримас дорогой супруг не увидит. Нужны ей были его утешения… вернее, то, что он таковыми считал. Всё, чего она хотела — чтобы её оставили в покое. Но для этого надо было овдоветь ещё разок. И ещё осиротеть — для верности, чтобы отец не выдал замуж и в третий раз. А осиротев — отбиться от набежавших родственников, сомневающихся, что она справится с ролью регента при Тео. — Не надо ревновать к Катерине, Елена, — сказал вдруг Ламберт, обняв её ещё крепче, и Елена порадовалась тому, что лежит, иначе могла бы и сесть мимо кресла или ещё как-то похоже отреагировать на такую чушь. — Я понимаю, она бесится, сравнивая себя с вами, но вы-то? Она моложе и красивее, только и всего. Куда ей до вас.

— Сир Ламберт, — сказала Елена со слегка нервным смешком, — о ревности я знаю только то, что есть такое слово. Как технология гномов — они говорят, будто с её помощью создают свои инструменты, оружие, броню и прочее. Но что это на самом деле такое? Ревность для меня — та же технология, такая же странная и непонятная вещь. А уж ревновать вас к засидевшейся в девицах мельничихе… Извините, это вы безмерно своей избраннице польстили. Или вы приняли за ревность мой интерес к ней и её семье? Ничего личного, просто хочу знать, чего можно ожидать от этих людей. — Чуть помолчав, она прибавила: — Катерина ведь мне понравилась, когда я увидела её в первый раз. Я, правда, подумала, что она умеет поставить на своём, а оказалось, ей просто слишком многое с рук сходило. Думаете, она и правда может утопиться, если её заставят выйти замуж за того, кто ей не нравится?

— Вряд ли, — неохотно отозвался Ламберт. — Но проверять не хочу. Нам тут только утопцев и водяниц не хватает для полного счастья. Спокойно и деловито, конечно, не пойдёт и не прыгнет, но вот разругавшись с родными, со злости, в слезах и соплях, как вы сказали — огры её знают.

Под его рукой становилось откровенно жарко, и Елена максимально деликатно попыталась выползти из-под неё. Девятеро знают, как это понял Ламберт, но руку он убрал и отстранился.

— Спокойной ночи, — сказал он. — А про отъезд подумайте. Понятно, что почтовая карета не такая удобная, как ваша, зато на почтовых лошадях доедете куда быстрее, чем на своих.

— Вы очень добры, сир, — со смешком ответила Елена. — Боюсь даже предположить, почему. Не приглянулись ли вам самому дриады?

Он тоже рассмеялся.

— Нет, — сказал он. — Вот уж точно нет. Даже у тролля больше шансов.

***

Георг не был любителем подобных вещей, но всё же головы с острыми ушами почти две недели торчали на пиках вдоль тракта на Озёрный в назидание другим любителям не сеять-не пахать, а прийти на готовенькое. Собственно, разговоры о пойманной и вырезанной банде эльфийских изгнанников ещё лет пять потом гуляли по всему северо-востоку королевства. Уже и соседи барона Волчьей Пущи, почёсывая в затылке и пересчитывая денежки, отложенные на чёрный день, прикидывали, не нанять ли и им Аспида с его разношёрстным войском, пока тот не подался куда-нибудь на юг. Просил он, конечно, дорого, но как всякий вольный, поскромнее, чем в гильдии.

А ещё в Волчью Пущу приехала целительница, медно-рыжая особа с наглыми и жёлтыми, настоящими кошачьими глазищами и сама худая и гибкая, как бродячая кошка. Ламберт подумал, что кое-чем она напоминает дорогую супругу: тоже за пять-шесть шагов кажется, что она одного с тобой роста, а подойдёшь ближе — и приходится чуть ли не нагибаться, чтобы посмотреть в лицо. Магичка, в общем, с обычным мажеским самомнением — пообщавшись с Фридой и с Аспидом, Ламберт кое-что о магах начал понимать.

— Следовало бы сначала написать, — заметил Георг, когда рыжая кошка предъявила ему пергамент с печатью Гильдии целителей и заявила,