Жениться по любви - Бок, Хильдур

Мелисса привалилась к ней головой и печально спросила:

— А после праздников вы опять уедете?

— Уеду, милая, — вздохнула Елена, обняла её и почесала за ухом тут же взревновавшего, даже когти выпустившего Господина Мурра. — Привыкай. Потом выйдешь замуж и тоже уедешь.

— А если не захочу?

— Замуж выходить или уезжать? — Елена невесело улыбнулась. — Посмотри на дядю Рутгера с тётей Сандрой: оба родились в Горючем Камне, потом Рутгер долго жил в Излучине Светлой, теперь оба живут здесь. Думаешь, так уж им хотелось ехать туда, где ни родни, ни друзей, и надо всё начинать с нуля?

***

— И здесь в любом месте можно перейти реку вброд?

Целительница (на удивление неплохо державшаяся в седле) окинула долгим взглядом разлившуюся по долине Гремучую, за которой в мельтешении мелких снежинок вставал угрюмый Серый кряж.

— До самого Оскала почти, — кивнул Ламберт. — Это водопад на границе Волчьей Пущи и Рыжей Гривы. Отец говорил, будто прадед пытался вдоль речного русла поставить ограду, но на каменную не хватило денег, как водится, а обычный частокол быстро сожгли. Здешние гномы не считают зазорным торговать с орками, — пояснил он. — А может быть, орки сами нашли где-нибудь выход горного масла, только оно у них всегда с собой, когда они идут на штурм.

— Про плотину, чтобы поднять уровень воды, даже спрашивать не буду, — сказала Каттен, продолжая озираться, но не боязливо, а словно что-то прикидывая. — Понятно, что это ещё дороже, чем стена. Да и соседям может не понравиться, если ниже по течению уровень воды на какое-то время сильно упадёт.

Ламберт до этого о плотинах не думал вообще, но представил себе сначала завал чуть выше Оскала…, а потом возмущение барона Рыжей Гривы, оказавшегося даже без такой хлипкой преграды между ним и орками, как заметно успокоившаяся после Оскала река. А орки сядут на своём берегу, сложив руки на коленях, и будут с интересом следить, как идёт строительство, да-да.

— Зато бы эти огровы Козьи Камушки затопило, — вздохнул он. — Есть тут выше по течению место… видимо, после обвала остались поперёк течения валуны, по которым гоблины перебираются на наш берег. Скачут, как козы, всякие поваленные стволы и прочий хлам тащат за собой, чтобы орки могли вслед за ними пройти. А там ущелье такое, что сверху ничего толком не разглядишь: скалы, битый камень, туман то и дело… А постоянно внизу держать больше, чем двоих-троих — людей столько не наберёшь. Но двое-трое — это смертники: из Ноголомного ущелья быстро не выберешься. Так по-дурацки терять людей ни я не хочу, ни оба брата.

— Да уж — судя по названию. — Каттен поёжилась, но, похоже, опять-таки от холода, а не потому что боялась. Держалась настороже, конечно, но не боялась. И, рассказывая о себе и своих планах, помнится, говорила больше про раненых, чем про больных. Военным лекарем была в Зеленодолье?

Ламберт опять посмотрел на её и не новый, и не слишком тёплый плащ с поднятым капюшоном поверх такой же не слишком тёплой кожанки. Одеть бы надо госпожу кошку потеплее, а то этак живо опять без целителя останешься. Он ждал, что Рута разворчится: вот-де столько лет управлялась сама, а тут приехалу какая-то и будет командовать теперь. Но Каттен как-то её уболтала, улестила, выспросила про травки, которые здесь растут, попробовала какой-то эликсир и восхитилась, что получше, чем у большинства магистров алхимии… Одно слово — кошка. Рыжая кошь с наглыми жёлтыми глазищами. И в дозор с Ламбертом напросилась так, что тот согласился, даже не успев сообразить, как это случилось. Хотя и не мог понять, зачем вообще лекарше таскаться с дозорными?

— Карта — картой, а живьём всё это увидеть — совсем другое дело, — ответила та. — Буду теперь хоть представлять, куда меня занесло. Или вы подумали, что я для орков шпионю?

— Орки наш берег не хуже своего знают, — буркнул Ламберт. — Гоблины для них шпионят, проныры мелкие, а это такие твари… мясо из похлёбки среди бела дня украдут, а ты об этом узнаешь, когда сядешь обедать, а мяса в котле не окажется.

— Это уж точно, — согласилась Каттен. Она сняла перчатки и, просунув руки под капюшон, растёрла уши — ветер был почти встречный, и мелкий снежок задувало под одежду.

Ламберт подумал, что надо бы ей тоже шапочку подарить, как Елене. Не соболью, понятно — хватит енотовой. С полосатым хвостом на затылке, как местные щёголи носят. Только сразу предупредить, что это просто забота о здоровье такого полезного человека, а то вдруг себя целители лечить толком не могут? Что-то такое Ламберт вроде бы слышал… В смысле, просто тёплая шапка вместо тонкого и неудобного капюшона, а не…

Он удивился, поймав себя на таких мыслях. Не что? Не такой подарочек, за который потом рассчитываться придётся? Да он в жизни не подумал бы с чародейкой связаться. Это не какие-то мажеские штучки? Приворот там… хотя приворот — это у неграмотных деревенских ведьм вроде бы, не у настоящих магистров почтенных гильдий.

— То есть, — весело спросила Каттен, — вы умудрились не заметить, что я с вами внаглую заигрывала с самого приезда?

У неё была очень белая и очень тонкая, как почти всегда у рыжих, кожа. И волосы, кстати, рыжими были… везде. Даже тонкие редкие волоски вокруг неожиданно тёмных сосков. Ламберт поймал себя на совершенно невозможном желании пройтись по ним языком и с негодованием отогнал его: мало того, что в его постели каким-то необъяснимым образом оказалась эта рыжая ведьма, так ещё и мысли лезут в голову совершенно непотребные.

А та лежала, растянувшись, и лениво потирала отчётливо багровеющий на белой-белой коже след зубов. Его, Ламберта, зубов — ухватил он наглую кошку за шкирку зубами, когда уже мало что соображал. И как теперь прикажете одевать бестолочь потеплее? Решит ведь, что это в уплату. Или для того и старалась? Да вроде не похоже.

— А скажите-ка, сир Ламберт, — неожиданно задумчиво проговорила Каттен, накинув на себя угол одеяла: камин догорал, и в комнате становилось ощутимо прохладнее, — ваша супруга часто жалуется на головную боль?

— Моя супруга вообще никогда ни на что не жалуется, — буркнул