(не) Родная дочурка для мэра - Лена Лорен

А я сама с радостью бы спряталась куда-нибудь, лишь бы не испытывать муки совести за свои необдуманные слова.

Жена! Додумалась же!

Катюша не поймет моих намеков, как не поймет и того, что я назвалась женой Богдана.

И зачем я только ввязалась в это?

Но фарш назад не провернуть. Надо как-то выкручиваться…

— А над вами птички летают, — опережает меня Катюша, обращаясь к Старовойтову. — Мам, а как их называют?

Я поднимаю голову, замечая, как над Николаем Васильевичем действительно кружит стайка птиц. Это семейство я и раньше замечала. В окне нашей спальни. Наверное, где-то поблизости у них гнездо.

— А это стрижи, родная, — отвечаю я скованно.

— А-а-а, — протягивает она осознанно, а затем пальчиком указывает на мужчину. — Кто-то из стрижей покакал на ваше плечо.

Николай Васильевич недоуменно моргает, а потом бросает косой взгляд на свое плечо. Сконфуженно усмехается, заметив на нем птичий помет.

— Вот же бесполезные создания. Откуда их здесь столько? А ну, кыш! Кыш отсюда! — злобно он цедит, поглядывая на стайку птиц и грозя им кулаком. Раскрасневшись, Старовойтов достает из кармана носовой платок и смахивает с плеча всё это безобразие. — Но ничего, говорят, это хороший знак. Птица гадит на человека к удаче и большому богатству. Не удивлюсь, если и на Богдана такая «удача» с небес сваливалась. То-то ему нынче так везёт: и с красавицей женой, и с карьерой.

— Катюш, беги наверх, почисти зубки, а я скоро приду и мы обсудим с тобой то, о чем ты просила, — проговариваю мягко, мысленно молясь о том, чтобы дочка не стала расспрашивать о «дяде» Богдане. Тогда мой обман вскроется в одночасье.

Задерживаю дыхание, ощущая, как пульс частит в области затылка.

— А можно я сначала поиграю, а потом зубки почищу?

— Хорошо, золотце, сегодня можно.

Катя вскачь бежит вверх по лестнице. И как только она скрывается из виду, Николай Васильевич отмирает и тыльной стороной ладони смахивает пот со своего лба.

— Какая красивая девчушка у вас. Я правильно понимаю, это ваша дочь? — в крайнем замешательстве любопытствует он.

И тут вдруг его внимание снова привлекают кусты.

Да что он там увидел, не пойму? Он вообще собирается уходить или нет?

— Правильно, Николай Васильевич. Ее Катя зовут, — отвечаю вежливо, однако мое терпение уже трещит по швам.

Оказывается, врать не так-то уж и просто. И не сказала бы, что я прям завралась, но изнутри меня будто бы всю выкручивает.

— Ба-а-а, никогда бы не подумал, что Богдан семейный человек. Простите, а как давно вы женаты? — прищуривается, словно пытаясь считать эмоции и поймать меня на лжи.

— Да как бы вам сказать, — бормочу, сгорая со стыда и придерживаясь за входную дверь, чтобы не свалиться в обморок от переизбытка не самых лучших эмоций.

И мне кажется, что Старовойтов разглядел в моих глазах панику.

Ну всё… Сейчас он точно расколет меня как орех.

— Скажите правду, — нарочно давит Николай Васильевич, загоняя меня в тупик. — Я с уважением отношусь к Богдану, мы с ним дружим уже много лет. Мне вы можете доверить любой свой секрет. Я ни за что о нем не проболтаюсь.

Как он запел-то! У него даже голос изменился до неузнаваемости. Но меня не проведешь.

Я может, и поверила бы в их дружбу, если бы точно не знала, что Старовойтов спит и видит, как свергает Богдана с вершины «Олимпа» и вгоняет ему нож в спину.

— Послушайте, Николай Васильевич, — взяв всю волю в кулак, я решаю намекнуть ему, что он сует нос в чужие дела, и ровно в этот момент кованные ворота отъезжают в сторону и во двор въезжает машина, из которой выходит мой новоявленный «муж».

Фух! Слава богу!

Вот пусть Богдан теперь сам отдувается! Он ведь и затеял эту игру, а я сдуру приняла ее правила. Сама от себя не ожидала.

Богдан открывает пассажирскую дверь и забирает с сидения шикарный букет цветов. Разворачивается, переводя взгляд с букета на крыльцо.

Первой он замечает меня. Радостная улыбка тут же рисуется на его губах, но стоит ему лицезреть на крыльце Старовойтова, как он резко тормозит, плечи его наливаются напряжением, и вся радость испаряется, а на ее месте образуется тотальное равнодушие.

Только едва заметная игра желваков выдают в Богдане раздражительность по отношению к Старовойтову.

— Николай Васильевич? А вы здесь какими судьбами? — интересуется он с нотками ехидства.

— Да вот, хотел повидаться с тобой, на звонки же мои ты не отвечаешь, — с уязвленным видом обращается Старовойтов к Богдану, как будто тот посмел его прилюдно оплевать. — Ты почему трубку не берешь? Я звоню, звоню…

— Не верил, что вы можете сказать мне что-то дельное, — спокойно отвечает, равняясь со Старовойтовым, который на две головы ниже Богдана и раза в два шире в области живота.

— Напрасно, у меня к тебе был очень важный разговор, и он, между прочим, напрямую касается тебя, — высокомерно отвечает оппонент Богдана.

— Был? Почему тогда «был», а не есть? — вопросительно ведет бровью, обращая взгляд на меня, а затем на цветы, который он так и держит перед собой.

Старовойтов также переглядывается со мной, а я то и дело переминаюсь с ноги на ногу. Нервно кусаю губу, ища способ, как бы незаметно сообщить Богдану, что я приняла его условия.

Эх! Была не была!

— Дорогой, так ты за цветами ездил? Боже, спасибо, милый, они просто бесподобные, — с наигранной радостью тянусь к Богдану.

Я принимаю из его рук цветы и вдыхаю в себя запах нежно-розовых бутонов. Голову кружит чудесный аромат моих любимых пионов. А может, и не в пионах дело вовсе. То, как Богдан проникновенно смотрит на меня сейчас… Скорее всего, это и вызывает у меня легкое головокружение.

Не теряя ни секунды, я встаю на цыпочки и впечатываю свои губы в его щетинистую щеку. Полагая, что столь невинного поцелуя будет достаточно для демонстрации наших «настоящих» чувств, я планирую отодвинуться от Богдана, как вдруг он фиксирует своими ладонями мое лицо.

Успеваю только хватануть ртом воздух, а губы Богдана уже впиваются в мои с напором. Но вместо того, чтобы разорвать поцелуй, я теряю равновесие и цепляюсь за его плечи, обмякнув в крепких мужских руках. Чувствуя, как земля плавно уходит