И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова

— Враки... — неуверенно просипела я, на всякий случай ощупывая собственные ногти и рот.

— Я ее сам видел, — уверенно заявил Макрус в ответ. — Но после того раза больше не встречал, и никто не видел. Стала она так уродлива, что родителям пришлось навсегда закрыть ее в замке. Никто не смотрит на нее, не хочет смотреть. А ей некуда идти. Только и может, что смотреть на гору. Она мечтает, чтобы дикий дракон прилетел и прекратил ее мучения.

Он опять показал на Лысую гору. Я фыркнула, хотя меня и пробрало до дрожи. Но спать в ту ночь не смогла. Лысая гора душно дышала прямо в окно, а из-под нее мне чудился дикий безумный вой. Истории Макруса в моем воображении так сплелись, что мне казалось, будто это воет та девочка, которая не смогла обратиться.

Я мучалась кошмарами несколько месяцев, скрупулезно выведывала у родителей про дикого дракона, про девочку-которая-не-смогла, про Силу. Сначала они успокаивали меня, смеялись, потом начали ругать за навязчивые мысли. Было непросто, но я затолкала их в себя подальше и со временем даже забыла вспоминать о них. Но в тот момент, когда я прошла инициацию и впервые вытянула когти, меня охватил такой неконтролируемый дикий страх, что я завизжала. И визжала до тошноты.

Меня не могли успокоить несколько часов. Заставить утихнуть меня смогла только тройная доза снотворного.

Страх так и не прошел.

Я гипнотизировала собственные ногти каждое утро, но не могла пересилить себя, чтобы перевоплотиться. Ни разговоры, ни утешения, ни медитации, ни ритуалы не имели эффекта, я впадала в истерику, видя как мои когти удлиняются. Меня таскали по лекарям и каждый уверял, что физически я абсолютно здорова, обладаю достаточной Силой. Все в один голос заключали, что проблема всего лишь в навязчивом страхе; говорили, что я его перерасту, что надо пробовать настраивать себя на хорошее, приятное, действовать постепенно. Мы пробовали. Сначала каждый день с мамой, с отцом; когда поняли, что у меня не получается, решили сделать перерыв в несколько месяцев, после — в несколько лет. Но и годы не возымели эффекта. Не помогло и неожиданное падение с высоты — это дядя решил помочь, однажды разжав когти. Он рассчитывал, что инстинкт возобладает над разумом — но я разве что стала бояться летать с дядей. С возрастом страх превращения креп, становясь только сильнее. Периодически я слышала тихие печальные разговоры родителей, ловила на себе их взгляды и ощущала тягучую, противную вину.

Макрус ли был всему причиной? Не думаю и давно не держу на него зла. Полагаю, тогда этот чумазый мальчишка случайно нажал какой-то скрытый рычаг, уже существовавший внутри меня. Нажал — и открыл тайную комнату. Все девочки из-под той лестницы слушали те сказки, и все кроме меня полетели в небо. А я... Я стала полудевочкой-полудраконом, которая тихо живет, запертая в родительском замке, и, не в силах ничего сделать, смотрит на гору.

Сложно даже представить, насколько я ненавидела себя за это и ненавижу до сих пор.

Со временем мы совсем перестали поднимать тему оборота, окончательно потеряв надежду. В последний раз тему моих «особенностей» затронула я, перед отправкой на день рождения Хрисанфра.

— Если получится... Что будет, когда они узнают правду обо мне?! — сорвалось с губ. — Что будет, когда они узнают, что я не такая как... должна? Они ведь могут... сделать что-то.

«Выгнать, отказаться, отвергнуть, смотреть с презрением, ославить...» — варианты я вслух не сказала. Их я представляла в деталях.

Этот вопрос давно уже сидел внутри, но вслух я задала его впервые. Отец на миг окатил меня резко потяжелевшим взглядом, а затем развернулся ко мне спиной, держа руки в карманах. Глядя в тяжело молчащий затылок, я в очередной раз поочередно ощутила стыд за себя, унижение и беспомощность: нынешние, а после — те, что предстоят.

Я знала, что подвела его. Что подвожу.

— Мы утаиваем некоторые детали, но в рамках закона. В итоге они получат то, что хотели — молодую, физически здоровую женщину, которая способна родить сильных наследников. За тобой твой род. Иное... — он сделал паузу, глядя в окно на Лысую гору. — Так или иначе что-то скрывают все, Клари... Не думай, что и он совершенен. Они примут то, что нельзя изменить. Как и все мы.

Мне казалось, что Лысая гора слушает отца через окно и усмехается, глядя на мои горящие щеки, ощущая мой стыд. Я стояла прямо, сдерживая кипящую внутри глухую вековую ненависть. Все, все началось с этой проклятой горы.

Глава 11. Сюрприз

«Уже скоро».

Стоя за закрытыми дверьми, я смотрела на узкую щель между ними, ожидая, когда меня представят. Ощущения в поджилках вызывали небольшие опасения: я волновалась. И волновалась не из-за официального объявления или того, что мне предстоит общее внимание, а из-за Ингренса. Я не видела его со вчерашнего дня, он не пришел навестить, даже просто не поприветствовал, полностью отдав меня на попечение Агарта. Конечно, он король, он очень занят, но молчание тревожило, внушало неуверенность, и я опять начала сомнева...

— Леди, дальше следуйте указаниям распорядителя, — оторвав от мыслей, Агарт протянул мне крошечную бутылочку. — Прошу вас вдохнуть.

Глянув на емкость с ядреной ароматической эссенцией, запах которой я чувствовала издалека, я тут же поняла, что Агарту сообщили о настойчивых падениях некой слабой наследницы в обморок и рекомендовали подстраховаться.

— Благодарю, не нужно. Я хорошо себя чувствую, — уязвленно поджав губы, я отвергла бутылочку.

— Но, леди...

— Нет! — отрезала.

В обморок я падать не собиралась. Точнее, я и в прошлые разы не собиралась, но сейчас была в себе почти уверена. В конце концов, мы с Ингренсом разговаривали, даже касались друг друга ладонями и ничего...

Вспомнив о ладонях, нервно проверила наклеенные когти. Случайно разорванные перчатки остались лежать у кровати.

— От Его Величества, — Агарт передал мне сложенный треугольник записки.

С трепетом развернула, жадно вчиталась.

Потерпите. Это всего лишь дань традициям.

Из бутылочки советую вдохнуть. Обморок не нужен.

Чего? Озабоченно перечитала ещё раз.

Потерпите...

Да о чем он?!

— О, земные корни, дай! — я потянулась к Агарту за ароматической эссенцией, раздраженная на то, что не понимаю, а еще на то, что Ингренс прав. Упасть в обморок будет совершенно неуместным конфузом.