Пшеничная вдова - Данила Скит

смогла бы увидеть их взглядов. Кто-то в толпе громко чихнул, не менее громко втянув носом вылетевшее добро. Вот, мелкий мальчишка отделился от литой стены человеческих тел и прошмыгнул промеж латников и длинных бабьих юбок. Те колыхнулись, попрекая излишнюю ловкость паренька. По мягким ухабам голов прошелся тихий, едва слышный ропот. Невозможно было разобрать ни слова. Удивительно только, как люди понимали друг друга. Наверное, они шептали друг другу прямо в уши.

– Королева, – слово выпрыгнуло громко, пристыдив окружающую тишину.

Произнес его рот лысого, тучного мужчины, у которого на затылке было столько же складок, сколько на юбке его покойной жены. Большие прозрачные глаза тут же спрятались за белый чепец не менее широкой дамы.

Схватившись за рукоять меча, один из стражников внезапно остановился. Но не сумев разглядеть в толпе отчаянного смельчака, не стал задерживать процессию и двинулся дальше.

Близился конец улицы, над железными головами виднелся узкий проем, стиснутый наплывающими домами. Один из домов покосился, опасно склонившись, с его узкого балкона было легко спрыгнуть вниз и даже не повредить ногу. «Он стоит так долго и так крепок, что скорее чайки попадают с неба, чем он рухнет», – думали все, кто знал этого старика. Холод и тени заканчивались вместе с улицей. Площадь, усыпанная людьми, светлела макушкой солнца. В центре стояла большая виселица, но Исбэль не могла разглядеть веревки – она была незаметна на таком огромном помосте. На мгновение ей показалось, что веревка уже сдавливает ей горло. Шумный вздох был протестом – она сделает столько вздохов, сколько ей отведено и никакой страх не сможет помешать.

«Значит, все-таки повешение, – пронеслось в голове у Исбэль, – Я думала, мне хотя бы отрубят голову. Неужели придется висеть на веревке, как разбойнику с большой дороги, для которого пожалели даже палача?»

А потом пришла радость. Няня ей рассказывала, что души легко находят дорогу на небосвод, если покинули тело при свете солнца.

«Они идут по лучам, как по садовой тропке, греют пяточки и за ладонь их ведет сам Отец Огня».

«Рассвет успеет согреть, когда на моей шее затянется веревка, – с облегчением подумала Исбэль, – Интересно, когда Отец Огня касается кожи, ее сильно печет или его прикосновения теплы и легки?» – Скоро она об этом узнает.

Рыцари разжали кольцо, между ними образовался зазор примерно в полметра. Этого вполне хватило, чтобы на пересечении тени и света, именно там, где оканчивалась улица, увидеть северянина в вороненых доспехах. Рослого и плечистого, как и все они. Доспех его ничем не отличался от остальных, будто Реборн был рядовым рыцарем своей же собственной стражи. В окружении своих псов, он спокойно ждал, широко расставив ноги и буднично положив руку поверх рукояти меча. Даже отсюда Исбэль чувствовала холод его взгляда.

Ропот волной прошелся по краям улиц, выплеснувшись прямо на площадь. Исбэль слишком глубоко утонула в своих мыслях, чтобы заметить происходящее вокруг.

– Королева! – послышалось резкое, громкое, окончательно решившее нарваться на неприятности, – Они хотят убить королеву!

Живая стена слева двинулась, навалилась на рыцарей и раскололась множеством людей. Мечи даже не успели покинуть ножен, а в сталь лат уже ударялись плоть, камни и цветочные горшки. В чьих-то руках выросли вилы. Исбэль резко потеснил стражник и та упала. Перед тем, как перед глазами смешались руки, ноги и головы, Исбэль увидела, как Реборн рванул вверх по улице – к ней.

– С дороги! – кричал он, опуская меч на какого-то длинного мужика, кинувшегося ему прямо под ноги. Переступив через него размашистым шагом, принц ворвался в эпицентр неистового месива, расталкивая озверевших горожан, словно северный ледокол с железными платами на смоляном носу. Людские волны гудели, выкрикивая имя своей королевы, норовя поглотить не только черную сталь, но и его самого.

Мокрый холод грязных камней запачкал ладошки. Вокруг сновало столько ног, что Исбэль показалось, ее просто раздавят. В воздух вонзился резкий запах помоев: свесившись с окна ближайшего дома, какая-то старая тетка омыла вражеские головы из замусоленного деревянного ведра.

Рядом свалился рыцарь. Он упал навзничь, но перевернулся и попытался встать. На него навалился жирный, словно боров, босяк, почти продавив круглым коленом сталь лат. Шлем с решетчатым забралом обхватили цепкие мальчишеские пальцы, и били того о мостовую. Казалось, звук отдавался колоколом в голове Исбэль. Туну-тунк, тунк-тунк. Паренек попытался стащить шлем с головы стражника, но у него не получилось.

Исбэль его узнала: короткие бриджи, вечно неаккуратно подвернутые, сбитый белесый хохолок на голове, широкие легушачьи щеки и много-много веснушек. Если бы он повернул лицо, то сверкнул бы своими разномастными глазами – голубым и черным. Прошлым летом Исбэль раздавала хлеб по нищим хижинам Псового Переулка, и в одной из них нашла больного мальчишку. Тот свалился в крапиву и покрылся красными волдырями с головы до ног. Каждый вздох ему давался невероятно тяжело. Мать стояла у кровати сына и вытирала горькие слезы, к нему даже не пригласили клирика – жители переулка умирали в тишите и безызвестности.

«Оставьте его, миледи, смерть приходит и к более удачливым. Поверьте, здесь не увидят рассвета».

Но Исбэль забрала мальчишку в королевский лазарет, и лекарь его выходил. Мальчика определили в школу при храме, а теперь у него в руках камень, занесенный над решетчатой вороненой сталью. Удар. Исбэль вздрогнула. По мостовой потекла тонкая струйка крови, прямо из-под расцарапанного шлема. В следующую секунду ее оторвали от земли и оборванные юбки вспорхнули вверх.

Первый вздох…

Исбэль встретилась с холодным, полным колкой ненависти взглядом голубых глаз. На затылок легла широкая шершавая ладонь, стиснув его до боли сильно, блестящая сталь длинного клинка уперлась ей в живот. Они оказались лицом к лицу – так близко, что треснувший от ненависти лед в глазах Реборна своими острыми краями мог пронзить и без помощи меча.

– Убей меня, и разбудишь вулкан, – сорвалось с ее обветренных губ.

Сквозь крики и гвалт прорывались ржание лошадей и трубные звуки горна – поднялись вражеские гарнизоны. На площадь хлынула армия. Солдаты теснили горожан, бросавшихся в сторону от пик и мечей. Люди начали рассыпаться и ускользать, словно упавший на пол бисер. Площадь стала быстро редеть.

Пятый вздох…

Холодная сталь клинка внезапно опустилась. Сделав очередной рывок, Реборн потащил Исбэль за собой. Не на главную площадь, к виселице, а наверх. Туда, где над серо-рыжим камнем Шахматного замка реяли черные штандарты Блэквудов.

Глава 8. Желания ночи

Бордель на окраине Теллостоса гудел вином и похотью. У входа встречала покосившаяся, целомудренная статуя льва, с золотыми