Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

за горами. Я начал думать обезопасить Сару нашим разводом еще по пути в Гринхиллс, за время пребывания в поместье мои намерения превратились в твердую решимость. Я разведусь с Сарой, сделаю Эда следующим графом Кэррингтоном еще при своей жизни и передам им большую часть своей собственности в их полное владение. Таким образом, я защищу будущее нашего рода, а Сара ради благополучия нашего сына согласится с этим замыслом. У меня достаточно связей, чтобы добиться развода по акту парламента, а это даст мне возможность вступить с тобою в брак, дорогая Мейбелл, вернуть тебе имя честной женщины и узаконить нашу дочь.

— Фред, а сразу после бракосочетания ты не разведешься со мною, чтобы так же обезопасить меня как Сару? — испуганно спросила Мейбелл, хватая своего возлюбленного за рукав.

— Нет, Мейбелл, за возможность быть рядом с тобою я еще поборюсь с судьбою, — рассмеялся над ее страхом граф Кэррингтон, невольно радуясь той горячности, с которой девушка хваталась за него. — Но тебе нужно перебраться в Голландию, в Англии тебе оставаться небезопасно. Герцог Йоркский еще надеется отыскать тебя, но особенно опасен барон Вайсдел — подлый, циничный человек! Он не тот, за кого себя выдает: притворяется пуританином, чтобы выведать секреты лордов оппозиции против правительства. Но на самом деле он шпион герцога Якова и работает на него за деньги. После нашего бракосочетания ты и Арабелла отправитесь в Амстердам, и там будете ждать моего приезда.

Мейбелл не могла произнести ни слова, ее голова закружилась от открывавшихся перед нею радужных перспектив. Будущее обещало ей то, о чем она прежде не могла мечтать. Она станет женою графа Кэррингтона и будет навеки связана со своим любимым. Сердце у Мейбелл радостно трепетало как у взлетевшего ввысь воробушка, но одновременно она тревожилась о графине. Как Сара перенесет весть о том, что ее ненаглядный Альфред с нею разведется⁈

А граф Кэррингтон неутомимо рассказывал Мейбелл о том, как он искал ее последний год, и Мейбелл невольно заслушалась его словами о любви к ней. Дорогу в Гринхиллс они выбрали самую длинную, но теперь Мейбелл была рада этому, от души наслаждаясь обществом своего желанного спутника. Природа словно благославила их союз. Наступило самое приятное время суток, когда роса свежими каплями падала на жаждущие влаги пустые после покоса поля. Закат алел теплым сиянием, небольшие тучи мало задевали его. Он горел огнем над опаленными летом холмами, а затем, расстилаясь по небу, становился все мягче и мягче. На востоке исподтишка наступала тьма, и на небе в ожидании царственной луны высыпало несколько звезд. Дорога, по которой шли граф Кэррингтон и Мейбелл, была еще горяча, но приближающаяся рощица обещала им прохладный приют.

Мальчики резво обогнали их. У Эда в руках был пойманный кролик, а Луи застенчиво сунул Мейбелл собранный для нее букет полевых цветов.

— Надо же, мой сын может поучить меня хорошим манерам. Ведь этот букет должен был преподнести вам я, мисс Уилоби, — приятно удивился поступку младшего сына граф Кэррингтон.

Мейбелл только посмеялась его словам, и от смущения спрятала свое зардевшееся лицо в душистом облаке цветов.

Так, беседуя, они постепенно вошли в сад, и не заметили, как к воротам поместья подъехала карета, из которой вышла графиня Сара. Но она, увидев своего мужа и компаньонку в саду, поспешила к ним, чтобы рассказать последние новости о состоянии миссис Вуд.

На какое-то время графиню Сару плотно обступили, скрывая из вида, ветви деревьев, обремененные наливающимися плодами, когда перед нею предстала беседка, благоухающая шиповником и жасмином, компаньонка и ее муж уже были в ней, увлеченно о чем-то беседуя.

Графиня Сара застыла на месте: жесты графа Кэррингтона и девушки, при обращении друг к другу были настолько доверительными, что не верилось в то, будто совсем недавно они были едва знакомы. Прогоняя внезапно возникшее подозрение словно болезненное наваждение, Сара собралась с силами, и подошла поближе к этой паре, желая окончательно убедить себя в своем заблуждении на их счет.

Сквозь шелест листвы до нее донесся голос Альфреда, ласково уговаривающий девушку:

— Доверься мне, дорогая. Скоро мы будем связаны с тобою навеки, так прояви хоть немного той смелости, с какой ты год назад буквально ворвалась в мою жизнь и наполнила ее собою.

— Я не могу ответить вам на чувство, пока мы находимся в доме графини Сары, — защищалась от него девушка.

— Но мы не в доме, мы находимся в саду, где нас видит только луна, — с этими словами Альфред Эшби припал с поцелуем к губам Мейбелл и этим сразу полностью подчинил себе ее волю. Девушку охватила столь сладостная истома, что она ни о чем не думая всецело отдалась своему поцелую с графом Кэррингтоном.

При виде этой сцены с глаз графини Сары словно упала пелена. Она схватилась за свое раненое сердце, но пересилив себя, выступила вперед и спросила со страданием в голосе:

— Гортензия, скажи, это мой муж — отец твоего ребенка?

Мейбелл охнула от неожиданности, и отступила от графа Кэррингтона. Но Альфред Эшби даже в этот тягостный для себя момент не отпустил ее руки, и твердо заявил жене:

— Да, Сара, Арабелла — это моя дочь. Мужайся, дорогая, сейчас нам предстоит с тобою не самый легкий разговор в нашей жизни, но надеюсь, мы с честью завершим его. Милые леди, прошу вас, пройдемте в дом.

С этими словами он взял обеих дорогих его сердцу женщин под руку, и повел их по садовой дорожке к старинному зданию. На пути Мейбелл принял бить от волнения сильный озноб, и граф Кэррингтон при входе в дом сразу вызвал к себе экономку, чтобы она позаботилась о его возлюбленной. Сара держалась лучше, но ее лицо покрыла такая смертельная бледность, что Альфред Эшби поспешно налил ей бренди, чтобы немного привести ее в чувство.

Между супругами состоялся очень тяжелый и продолжительный разговор, после которого Сара проплакала весь остаток ночи. Граф Кэррингтон, нахмурясь, прислушивался к рыданиям, которые доносились из спальни его жены и не знал, как ему унять ее душевную боль. Прежде он не мог подумать, что их интересы так сильно разойдутся, что станут диаметрально противоположными друг другу. Он готов был отдать за Сару свою жизнь, но невольно стал виновником самого тяжелого в ее жизни горя. Потеряв всякий сон, граф Кэррингтон мерил шагами длинный коридор, и эта мучительная ночь казалась ему такой же бесконечной, как и отчаяние его