Дракот для Снежной королевы - Анна Снегова

Я сосредоточилась и повторила приказ.

И всё равно удивилась, как удивлялась всегда, стоило в воздухе перед моим лицом медленно проявиться парящему овалу из дымчатого стекла. Рама, сотканная из застывшего танца больших снежинок, переливалась искрами, как наст на сугробах в свете луны.

Дымка на замёрзшей поверхности медленно рассеялась. Я в нетерпении подалась вперёд, чтобы разобрать буквы, которые стали проступать в глубине стекла…

Спустя несколько минут, когда зеркало снова безучастно погасло, я откинулась на спинку трона, нервно кусая губы.

Кажется, всё и впрямь серьёзней некуда.

— А может оно врать?

Там было слово в слово то, что мне уже сказал Христиан. У меня три дня, начиная с сегодняшнего. По спине впервые поползли холодные мурашки страха.

— За все те сотни лет, что оно служило многим поколениям правительниц Фрозенгарда до тебя, оно ни разу не сказало неправду. По преданию, через него с нами разговаривает сама богиня Селестина! Мать должна была тебе рассказывать…

— Да-да. Я знаю, кто такая Селестина. Ты лучше скажи, где я возьму себе жениха за три дня⁈

По мере того, как я начинала осознавать всю тяжесть ситуации, у меня появились первые признаки паники.

Христиан ответил не сразу. Он повозился на своём царственном насесте, щёлкая клювом, как всегда делал, когда раздумывал, сказать что-то или нет.

Наконец, спикировал мне на колени.

— Послушай, Сольвейг! Ты же сама виновата, что ситуация зашла в безвыходный тупик. Ты понимаешь это? Если бы ты только тогда…

Я отвернулась, чтобы не смотреть на участливый, слишком понимающий взгляд мудрой птицы. Он единственный видел меня насквозь.

— Не надо… не напоминай мне.

Моё самое драгоценное, самое тёплое воспоминание детства.

Самое счастливое. Самое грустное.

Кай.

Закрываю глаза. И память снова оживает перед сомкнутыми веками. Унося меня властно, как снежинку на крыльях вьюги — туда, в моё беззаботное детство.

И я снова вижу…

Глава 2

…Коридоры дворца кажутся бесконечными, потолок теряется в клубах тумана, иней холодит кончики пальцев, когда веду ими рассеянно по стенам. Растаявший след от моих пальцев тут же снова увивают хрупкие ростки снежного мха.

Дворец Снежной королевы огромен. Но кажется еще больше, когда тебе пять лет, и единственный твой друг в этом дворце — старый белый ворон.

Нет, конечно, есть ещё снежные лисята. И элементали. И много кто ещё, вот только они не умеют разговаривать.

Я иду вперёд, хотя в это время мама обычно занята и не любит, когда ей мешают. Просто меня ведёт странная тревога. Я не могу сама себе объяснить, почему мне не сидится на месте. Как будто что-то не так, что-то изменилось.

Но в этом месте ничего никогда не меняется!

Непонятную загадку мне до смерти хочется разгадать.

Чем ближе я подхожу к тронному залу, тем медленнее иду. В такт моих шагов покачиваются две толстые снежно-белые косы. Сердце колотится, ладони вспотели. Вытираю их о свое серебряное платье с белой меховой каймой по краю и иду дальше. Я уже начинаю понимать, что не так.

Никогда я еще не слышала, чтобы в ледяных стенах дворца звучал чужой человеческий голос!

Подкравшись на цыпочках к двери в тронный зал, осторожно приоткрываю на щёлку. И заглядываю одним глазком — незаметно, чтобы меня никто не увидел.

— … Ты должен сложить из них слово Вечность. Если сложишь это слово и будешь достаточно терпелив, я подарю тебе сокровище, ценность которого ты даже ещё не можешь себе вообразить. Самое главное сокровище моей твердыни. И пару новых коньков в придачу.

Мамин голос. Холодный, надменный, как будто пропитанный ледяной стужей Фрозенгарда.

— А что будет, если я сложу из этих букв слово «Задница»?

Ох.

От удивления я даже отпрянула. Зажав рот ладошками, как будто я сказала эту гадость. Но это было не я! Там есть кто-то ещё.

Вдруг понимаю.

Вот этот насмешливый звонкий голос — это именно он виноват в том, что мне не было покоя. И я, как мотылёк на свет, летела по лабиринтам дворца.

Осторожно приоткрываю дверь пошире. Теперь вижу краешек трона моей матери — та незаметная боковая дверь, которой я привыкла пользоваться, находится совсем рядом с ним. Она намного удобнее, чем гигантские ледяные створки парадного входа. Через них я почти не хожу, да и открыть такую тяжеленную в одиночку практически невозможно.

— А ты смелый. Это хорошо, — моя мать склоняет голову, звенят хрустальные подвески её короны на висках. — Ей как раз нужен такой.

Ещё шире… и я его вижу.

Того, кто так непочтительно разговаривал с моей матерью. Снежной королевой. Её боятся даже элементали! А этот мальчишка — нет.

Он постарше меня. Тёмные лохматые волосы торчат во все стороны, как будто он никогда в жизни не видел расческу. Упрямое выражение на лице. Светлая рубашка, закатанная до локтей, и короткие штаны на подтяжках, все в заплатках. Он босиком. Как не мёрзнет? Наверное, мама поделилась какой-то защитной магией. Да, точно — вон, вокруг его ног призрачный голубоватый ореол там, где ступни касаются льда.

— Вы о чём это, леди? — хмурится мальчик. — А хотя, не важно. Я не стану собирать ваши буковки! Когда вы вернёте меня домой?

— Никогда! — роняет высокомерно моя мать, и откидывает с плеча длинный плащ. Переливы северного сияния срываются с края серебристой материи, что стелется до самой первой ступени лестницы. Взмывают к потолку. И там добавляют красок и призрачного света. — Ты останешься здесь. Моей дочери нужен… скажем так, для начала товарищ по играм. Для этого я и привезла тебя сюда. Сольвейг, подойди! Я знаю, что ты там.

От удивления я теряю равновесие, и падаю вперёд.

Дверь распахивается совсем, и я пролетаю на коленях по скользкому полу, больно их зашибив. И это всё на глазах этого мальчика! Обидно до слёз.

Ну, слёзы и закипают, конечно же. Падают из глаз, на лету обращаясь в ледышки, разбиваются об пол в мелкую серебряную пыль. Всхлипываю. Больно!

— Эй, мелочь! Хватит ныть, вставай.

С удивлением смотрю на босые ноги, которые появились в поле моего зрения. Грязные. И колени изодранные — на них корки. Этот мальчишка, наверное, настоящий сорванец.

И бегал — не по ледяным коридорам чертогов Снежной королевы. А по настоящей земле и камням. Он видел другой мир. Тот, настоящий. Которого я — никогда