Лучшее лекарство от любви - Трейси Броган

из-под белого халата. Многие могли бы заметить, что юбка слишком коротка. И были бы правы. Но, честно говоря, будь у меня такие ноги, я бы тоже носила короткие юбки. К несчастью, ни ногами, ни юбками я похвастаться не могу. Мой рост всего пять футов два дюйма, так что из короткого у меня — только я сама.

Хилари изящными пальчиками подобрала со стола лопатку для торта и протянула мне рукояткой вперед:

— С днем рождения, Иви! Я понимаю, что лопаточка не так остра, как привычный тебе скальпель, но уж что есть, держи. Постарайся ею меня не зарезать.

И она игриво подмигнула мне.

Я взяла лопатку и снова попыталась незаметно для окружающих уничтожить Хилари взглядом, но у нее был непрошибаемый иммунитет к моему раздражению. Не то чтобы она его не замечала: просто не обращала внимания. Хилари считала, что ее роль как подруги заключается в постоянном поддразнивании и выманивании меня из зоны комфорта. Со временем она решила, что раскрепостить меня — ее святая обязанность. Но я не нуждалась в раскрепощении. Я нравилась себе такой, какая есть. Большую часть времени.

Делль шумно выдохнула и сцепила руки перед внушительной грудью размера D:

— Загадайте желание, доктор Роудс! И задуйте свечки.

Я улыбнулась ей и остальным, изо всех сил стараясь держаться естественно, и мне это почти удалось. В конце концов, они действовали из добрых побуждений. Может, этот день рождения получится не самым ужасным. Тридцать пять — не такая уж старость. Во всяком случае, я пока не вижу объявлений о конце света, траурных композиций из шариков и увядших букетов, перевитых черными лентами. Всего лишь конфетти и диадема. С этим я как-нибудь справлюсь.

Я откашлялась и набрала в грудь воздуха:

— Спасибо вам! Это так мило. Я прожила в Белл-Харборе всего несколько месяцев, но они были чудесными, и вы сделали все, чтобы я почувствовала себя как дома. Даже придумать не могу, чего бы еще пожелать.

— Как насчет мужа? — выкрикнула Делль и захихикала, кивками подстрекая остальных присоединиться. Капельки пота сверкали на ее темном лбу.

Она думает, это смешно? Перебивать именинницу во время речи?

Вот в этом и заключается единственный недостаток переезда в маленькую сплоченную коммуну: твоя личная жизнь автоматически становится общественным достоянием. Поскольку я была врачом и новым лицом в городке, то вызывала у добропорядочных граждан Белл-Харбора такое же жгучее любопытство, как если бы метеорит ударил в крест церкви Святого Алоизиуса конгрегации Непорочного Зачатия. Казалось, каждому жителю нашего города известно, что я снимаю маленькую квартирку, мечтаю купить дом на берегу озера и у меня никого нет. Последний факт всем не давал покоя. Всем, кроме меня, разумеется. У меня-то было полно времени, чтобы найти себе мужа.

Если предположить, что я вообще хотела его найти.

А я не хотела.

Бо́льшую часть времени.

Еще меньше мне хотелось, чтобы все присутствующие в этой комнате принялись судить и рядить о моей личной жизни, точнее, в настоящий момент — ее отсутствии. В конце концов, личная жизнь на то и личная. Только кто мне даст сохранить ее в тайне?..

Я неискренне хихикнула и повернулась к торту. И уставилась на свечки, изобразив на лице приличествующую случаю мечтательную задумчивость, как будто загадываю желание. Но поскольку я всю жизнь придерживалась границ естественнонаучного знания, основанного на доказательствах, загадывание желаний на именинные свечки попросту не вписывалось в мою картину мира. Дуй ты хоть на свечки, хоть на одуванчики, хоть кидай монетки в фонтан — желания так не сбываются. Желания — это просто нереализованные цели.

Однако в сознании у меня — как радуга в темном после грозы небе — нарисовалось видение, в котором я в воздушном белом платье плыву по проходу церкви навстречу безликому, наряженному во фрак жениху. Были там и розовые розы, и подружки невесты в шифоновых платьях цвета лаванды. В голове зазвучала мелодия пахельбелевского «Канона в ре мажоре». Сердце совершенно нелогично встрепенулось, будто это и было моей заветной мечтой. Нет, конечно. Не моей. И не сейчас. У меня есть любимая работа. И этого достаточно.

Бо́льшую часть времени.

Я вздрогнула, мысленно стерла возникшую в голове картинку и задула свечи, не загадав вообще ничего. Все захлопали и дружно подались вперед, двигаясь с синхронностью косяка тунца, в котором каждый тунец мечтает о куске торта. Меня опять окружили.

— Давай я тебе помогу, — шагнула ко мне Габи, наша офис-менеджер. Она заправила осветленную прядку с выкрашенными в розовый кончиками за ухо, проколотое в нескольких местах; подол ее бирюзовооранжевой юбки вильнул и обвился вокруг лодыжек. Ей было двадцать восемь, но выглядела она совсем юной из-за безупречной кожи лица: за обладание такой мои пациентки готовы платить тысячи долларов. А еще она была младшей сестрой Хилари, а значит, и мне приходилась кем-то вроде младшей сестры.

— Вот, держи, — сказала она, протягивая мне стопку бумажных тарелок.

На тарелочках были нарисованы котята в диадемах, как у меня, будто мне исполнилось пять, а не тридцать пять. То ли они остались от какого-то детского дня рождения, то ли надо мной решили так подшутить. Раздумывать, какая из версий верна, я не стала.

— Кто любит много глазури, кому уголочек? — громко спросила я вместо этого с облегчением, что могу наконец чем-то занять руки. Давайте начнем и закончим, тогда я пойду заполню медкарты и освобожусь на сегодня от бумажной работы. Меня еще ждут в других местах.

Я быстро нарезала торт. В работе пластического хирурга есть свои преимущества. Габи и Хилари раздали всем по тарелочке и вернулись к столу, чтобы взять и себе тоже. Пришлось и мне есть торт, зная, что отвертеться не удастся. Зная, что кусок торта — это лишние сорок пять минут кардиотренировки. Что холестерин забьет мои артерии, как старое машинное масло. Но, черт возьми, до чего же вкусно! Липко, сладко, сплошной праздник непослушания!

Габи сунула в рот целиком огромную розу из помадки и промычала:

— Feliz aniversário!

Зубы у нее тут же окрасились химическим красным. Выглядела она при этом как вампир.

— Это «С днем рождения!» по-португальски.

— С каких это пор ты учишь португальский? — спросила Хилари, отковыривая крошечку от и без того малюсенького куска, который она себе положила.

Ее сестра пожала плечами и ответила уклончиво:

— С некоторых. Я учу его самостоятельно. Красивый язык. Красивые мужчины.

Хилари кивнула:

— О-о! Кстати о красавцах-мужчинах, Иви, — она обратила на меня взгляд своих темно-карих глаз. — Тебе бы точно