Хочу свести тебя с ума - Анна Белинская

срок. И довольно приличный. И эти два с половиной года не выбросишь на свалку, как ни старайся. Они уже часть меня и ее. Часть нашей жизни. Как и чувства. Несмотря на то, что уже не такие яркие и головокружительные, но от них штормит не меньше.

С Соней мы познакомились на гонках. Я отчетливо помню тот день. Не знаю, счастливый он был или нет, но девушка с распущенными светлыми волосами меня покорила. Сразила наповал прямо там, среди рева моторов и вони жженых покрышек, своей утонченностью, изысканностью, манерами. Да я даже в сторону такой царевны боялся дышать, не то, что подойти и познакомиться. Я просто стоял неподалеку и любовался. Мне только девятнадцать исполнилось, у меня еще ребячество волосы на башке трепало, а она выглядела так, будто уже завоевала весь мир. Я бы и не рыпался, если бы не ее брат. Помню, как тогда нехило прифигел, когда оказалось, что Лука, парень, на которого я фактически работал, – родной брат-близнец этой царицы. Они ни грамма не похожи между собой: ни внешне, ни по характеру, однако это не делает их чужими. Наоборот, Лука и София достаточно близки, хотя периодически и срутся как кошка с собакой. Но, глядя на них, сразу понимаешь, что стебать они позволяют только друг другу, а любого чужого, полезшего к ним, они дружно порвут как грелку.

Лука Рязанцев познакомил нас с Соней после своего заезда. Весь на движняке, на адреналине. Представил меня как хорошего знакомого и крутого спеца. Я уже как пару месяцев работал его механиком. Прокачивал тачку к гонкам.

С Рязанцевым впервые мы пересеклись в автосервисе, где я подрабатывал автослесарем. Да и просто торчал в свободное время от любви к тачкам и царящей там атмосфере. В тот день я латал своего субарика, и Лука сам ко мне подошел. Слово за слово, Рязанцев махнул на свою спортивную тачку, которую пригнал в автосервис проверить мост, и я пообещал ему справиться за короткое время. Он потом еще не один раз ко мне приезжал по ремонту, но ни разу не уезжал от меня недовольным.

В одну из таких встреч рассказал о гонках для «своих». Закрытый гоночный клуб. Туда хрен попадешь, там вращаются люди при бабках. Лавэ там рекой льется. Ставки, допинги, крутые тачки и еще круче девки. Я, когда в роли механика Луки впервые оказался на заезде, немного крышей поехал. От мощной энергетики, от скорости, от запахи жженой резины, от всего безумия, которое иногда там творится.

Спустя пару заездов втянулся и стал практически своим. Но у самого ни разу не возникло желания сесть за руль и погонять за бабки, в которых нуждался. Один выигранный заезд мог решить множество моих проблем. Но скорость никогда не была моим ориентиром. Никогда не манила так, как начинка авто. В отличие от Луки…Тот часто бывает без башки, и иногда приходится его притормаживать. Забавно, что это получается только у Сони и у меня. А своих закадычных мажористых дружков он мало во что ставит. Он среди них типа главный перец. И по характеру, и по положению отца.

– Соня, нам надо это прекращать, – устало выговариваю, хоть и понимаю, что сейчас не лучшее время. Рязанцева только успокоилась и перестала выть, но я задолбался быть постоянным стабилизатором. – То, что случилось сегодня…– намекаю на утренний перепих в подсобке, – больше не должно повторяться. Это неправильно и…

– А ты сможешь? – пылко перебивает меня София. – Ты сам сможешь смотреть на меня с другим? Сможешь отпустить?

Я шумно набираю полную грудь воздуха. София бьет по больному, потому что, объективно, я не знаю ответа на этот вопрос. Когда мы были вместе, я дико ее ревновал, а сейчас… Сейчас без понятия, чего во мне больше: тотальной усталости от всего этого дерьма или не желающего отмирать чувства собственности. Но проверять не хочется. Есть вариант, что сорвусь, и этот ад начнется заново.

– Ты же понимаешь, что это все ненормально? Мы мучаем друг друга, – вместо ответа говорю то, что должен сказать.

– Нет уж, давай честно! Ты сможешь нормально существовать, зная, что в моей постели другой?

Черт возьми, я не знаю!

Постоянные выяснения отношений, разборки на повышенных тонах, придирки, недовольство – все это затоптало те первые чистые чувства, что испытывал к ней. Я влюбился в нее с первого взгляда. Прямо там, на заезде, в пыли и под свист колес влюбился и пропал, а сейчас даже и не знаю, осталось ли, кроме нездоровой привычки, хоть что-то от этой влюбленности.

– Соня! – рявкаю я, больше не стараясь себя сдерживать. – К чему все эти вопросы? Мы. Расстались, – повторяю предельно четко.

– Может, потому что я люблю тебя? Может, потому что мне неприятно знать, что с тобой в одной квартире живет левая телка?

Иногда мне кажется, что Рязанцева замечает во мне только мой член. Это с ним у нее были отношения.

– Я еще раз повторяю: она моя родственница.

– Но не кровная!

– Твою мать, да какая к черту разница? – ору я.

– Серьезно? Что-то твоя родственница не поторопилась мне представиться «родственницей» и открыла дверь отнюдь не в сдержанном виде.

– В смысле?

– В тот самом, Волков, – всхлипывает Рязанцева в динамике, и я даже мысленно вижу, как она при этом обиженно дует свои пухлые губы. – Она была почти голая, Паш!

В этот момент из-за абсурдности Сониных претензией мне хочется раздолбать голову о руль, но вопреки начинаю ржать. Так мощно, что даже слезы на глазах выступают, и мне приходится свернуть на обочину и встать на аварийку, потому что шанс, что я все-таки встряну в аварию из-за этого чокнутого разговора, слишком велик.

– Что смешного, Волков? Ты больной?! – в голосе Сони прорываются рычащие нотки. И это отлично. Лучше пусть будет здоровая злость, чем это бесконечное нытье, которое вживляет зудящее чувство вины прямо под кожу.

– Смешно то…– начинаю объяснять, чуть отдышавшись, – что ты без приглашения приперлась ко мне домой ночью, когда меня там даже не было. А была только моя родственница, которая по-любому уже спала. И теперь ты возмущаешься, что она в пижаме тебе открыла. А должна была в скафандре? И сразу же начать тебе все объяснять.

С той стороны динамика повисает насупленная тишина. Бредовость претензий, кажется, доходит до Рязанцевой, хоть и с запозданием. Дошло бы раньше, и мы оба сэкономили бы себе пару килограммов нервных клеток.

– Ну а что я должна была подумать, Паш? – ее тон с агрессивного резко перескакивает на