Хочу свести тебя с ума - Анна Белинская

Глава 17.

Павел

На приборной панели – час ночи. Это не самое позднее время, когда я возвращаюсь домой с работы, тем не менее я смертельно устал, и пальцы левой руки, сжимая руль, едва слушаются. Как и пальцы правой руки, в которых покручиваю телефон. В нем примерно миллион пропущенных звонков и столько же сообщений без ответа. Все они от одного абонента, и я уверен, что даже в такой поздний час этот абонент возьмет трубку. Но фокус в том, что я еще не решил, хочу ли перезванивать.

Фары встречных машин ослепляют. Промаргиваюсь и не отказываю себе в удовольствии смачно зевнуть.

Московские дороги не спят. Никогда.  Движение в пятницу ночью как бесперебойный конвейер, но путь от автосалона, в котором работаю несколько лет, до хаты могу проехать закрытыми глазами, и это немного облегчает мое состояние, ведь я могу не думать о том, что, если пропущу нужный съезд, буду кружиться еще как минимум двадцать минут.

Телефон в ладони снова вибрирует и, инстинктивно бросив на него взгляд, успеваю уловить послание:

Соня: я тебя ненавижу

Блять, да что ж такое-то?!

Стиснув зубы, подключаю гарнитуру и жму на дозвон. Трубка на том конце провода оживает в ту же секунду.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу, понял? – истерично вопит Соня на весь салон тачки, отчего ладонь с рулем дергается, и я левыми колесами вылетаю на встречку. Это пиздец как отрезвляет, ведь Рязанцева не просто истерит, она ревет белугой.

– Соня…

– Пошел ты к черту, Волков! – Перебивает меня она. – Можешь трахать кого угодно, мне плевать! Ясно тебе? Какой же ты подонок! Только потом не удивляйся, если у меня тоже кто-нибудь появится.

Мой мозг взрывается и превращается в кашу. Рязанцева не говорит. Она орет, захлебываясь слезами и продолжая:

– И сколько их уже у тебя побывало?

– Блять, да о ком ты?! – Взрываюсь я.

– О твоих шлюхах, – выкрикивает в ответ Соня. – Ты поэтому ко мне не приехал, да? Поэтому? Потому что у тебя на вечер, оказывается, уже были планы? На школьниц потянуло?

– Соня! Я ни черта не понимаю. Успокойся, мать твою, – луплю по рулю.

– Не ори на меня! Не смей повышать на меня голос! Ты сделал мне больно! Я ненавижу тебя! Как ты мог? – Рязанцева затягивается в истерике, судорожно всхлипывая.

– Если я сейчас куда-нибудь вмажусь, это будет по твоей вине, – рычу сквозь зубы. – Успокойся и объясни нормально, в чем ты меня обвиняешь! – теперь я вынужденно ору. Хочу переорать Рязанцеву. Хочу, чтобы она, твою мать, услышала меня, а не только себя любимую! – У меня раскалывается башка, я устал как собака, и если у тебя не хватает гребаного ума этого понять, то прямо сейчас я положу трубку, и мы поговорим тогда, когда ты перестанешь истерить.

В салоне повисает долгожданная тишина. Она буквально звенит и давит на уши после оглушающего визга.

– Соня…– зову ее вкрадчиво и выкручиваю руль вправо, съезжая на дублер.

– Ты…– заикаясь тихо говорит она, – едешь с работы?

Шумно выдыхаю. Неужели мы двигаемся в правильном направлении?

– Да, Сонь, я еду с работы. Я шесть часов проторчал под капотом тачки твоего брата. Как ты думаешь, что бы это могло значить?

– Ты устал… – говорит рвано, но из голоса уже стираются истеричные ноты.

– Да, я устал.

– Я…приходила к тебе. Домой.

Что, блять?

– Сегодня? Когда? – выпрямляюсь в кресле, быстро взглянув в боковое зеркало.

– Сегодня. Три часа назад, – сообщает. – Паш, у тебя дома девушка.

Толкаюсь затылком о подголовник.

– Соняя-я… ну почему не сообщила? Почему не сказала, что собираешься прийти? – практически стону я.

– Потому что я хотела сделать тебе сюрприз! – отзывается с претензией. – А сюрприз мне устроил ты! – укоризненно бросает. – Волков, кто она?

– Сонь, черт, – быстро провожу ладонью по лицу. – Это моя родственница…

– Родственница? Волков, ты же сирота… – Рязанцева резко замолкает, сообразив, что ляпнула, – извини. Я имела в виду, что у тебя одна сестра и та старшая. А той пигалице на вид не больше семнадцати.

Стиснув руль и губы, сглатываю «сироту». Мы не раз срались из-за этого. И как бы Рязанцева ни старалась меня убедить в том, что на самом деле она так не считает, ее родители крайне доходчиво мне объяснили, что я не достоин их дочери. Автомеханик-сирота с голой задницей. Что я могу предложить их семье, где глава семейства – главный подрядчик по строительству дорог всей Московской области. А у меня, как в старой поговорке: как у латыша – только хуй и душа. Ну и в довесок родительская хата, и та наполовину сестренке принадлежит.

– Ей восемнадцать, – уточняю. – Она со стороны новосибирских родственников.

– А что она делает в твоей квартире? И почему ты не потрудился мне о ней рассказать? – вопросы-претензии сыпятся из Рязанцевой зыбучим песком.

– Сонь, смею тебе напомнить, месяц назад мы расстались. Ты серьезно считаешь, что я тебе что-то должен?

– Это ничего не меняет! – вскрикивает София. – Ты прекрасно знаешь, что я ни с кем, кроме тебя, не сплю!

Я знаю, да. И у меня за чертовых два с половиной года никого кроме нее не было. Больше двух гребаных лет! Два с половиной мозгодробительных года, половину которых мы срались, а вторую половину безбожно трахались. Последние четыре месяца трахались как воры. Прячась и скрываясь от родителей Рязанцевой. Чтобы, не дай боже, они не узнали, кто пялит по углам их дочь.

Месяц назад мне надоело быть мальчиком по вызову. Да и Соня сама прекрасно понимает, что у наших отношений нет будущего. Ее будущее уже расписано по минутам, мое же на данный момент не сильно отличается от блужданий ежика в тумане. И лично меня это совершенно не беспокоит. Потому что я знаю, что в любом случае вырулю на достойную высоту. И пусть это будет не прямо сегодня, и, возможно, не завтра. Но такие, как Соня, не ждут твоего постепенного роста, стиснув зубы и ужимаясь. Им надо здесь и сейчас. Или пошел на хер.

Так что я облегчил ей задачу и послал Рязанцеву сам, пока она тянула меня за яйца как кота за хвост.

Мы расстались. Это было правильным решением. Не скажу, что простым, но рано или поздно это все равно бы произошло.  Тем не менее нас обоих накрывают фантомные боли. Все-таки у наших отношений есть