Судьба самозванки - Амо Джонс

Девушка внутри стоит так же, как и первая, темные волосы настолько прямые, насколько это возможно. Они ниспадают шелковым занавесом ей на плечи, почти до талии. На коже этой женщины нет никаких украшений, но следы зубов украшают запястья, как самые желанные из браслетов.

‒ Вот твой вампир, ‒ Синнер вытягивает ноги, откидываясь на спинку стула.

Она для меня ничто.

Мысль прожигает себе путь в сознании, прежде чем я могу остановить ее, и я стискиваю зубы, пока жар не становится не больше, чем от фитиля свечи. Кислота поднимается к горлу, заставляя меня проглотить любой ответ, который мог бы быть, и затем вампирша, которой она, должно быть, была, потому что мать не исправила заявление Сина, оказывается передо мной.

Ее платье короткое, облегающее и черное. Прозрачное черное.

Перекрещенные ленты из страз прикрывают ее соски под прозрачным материалом, как и тонкая полоска страз между ног ‒ она показывает мне свою киску, хорошо натертую воском.

Когда она опускается на колени, по одной ноге за раз, каждый дюйм ее тела на виду, и пока у моих братьев натягиваются джинсы, мне приходится постараться, чтобы с моего лица сошло хмурое выражение.

‒ Эвангелина Валюр, ‒ начинает моя мать, голова девочки все еще склонена. ‒ Ее Дух раскрылся. Ее пара была убита два года назад.

При этих словах я подаюсь вперед.

Ее пара была убита.

Она потеряла свою половинку и вот она стоит. Ну, преклоняет колени.

‒ Она была бы моим первым выбором, хороший способ избежать казни собственной жены, если ее судьба всплывет в будущем.

‒ У тебя не будет выбора, мама.

‒ Глаза, ‒ она говорит так, как будто у меня их не было.

Брюнетка поднимает на меня взгляд. Они обычного коричневого цвета, но в них светится определенная жажда… И это не из-за моей крови.

‒ Для меня большая честь преклонить колени перед вами, мой король, ‒ тон Эвангелины дерзкий.

‒ Будущий король. Мой отец все еще ваш король.

‒ Простите меня, мой господин. Позвольте мне опуститься перед вами на колени в более уединенном месте, чтобы загладить свою вину?

Свет в ее коробке гаснет прежде, чем она успевает встать, и ее уносит, пока куб не зависает в нескольких футах от кубика Офиры.

‒ Но я думал, тебе понравилось вот эта, мама? ‒ Синнер нажимает, но она не клюет.

‒ Номер три. Открыть третью ячейку.

Свет сияет нежно-голубым, и девушка, на которую он падает, ‒ высокая, долговязая. Вместо своего лучшего, она носит струящееся желтое платье до пят. Ее босые ноги выкрашены в такой же розовый цвет, как и короткие волосы.

Коробка вращается, когда моя мама говорит:

‒ Уиллоу Фалоур. Фэйри.

‒ Какого рода?

‒ Проведи с ней немного времени, и ты увидишь, ‒ мать наклоняет голову, ее презрение к внешности девушки ясно, как божий день.

Стыд окрашивает светлую кожу Уиллоу, и она опускает глаза, прежде чем ее проинструктируют, отчаянно желая покончить с этим, я уверен.

Она поднимает взгляд, когда ей велят, и в ее зеленых глазах появляется искорка.

Мой взгляд немного сужается, и она начинает паниковать, но я прижимаю палец к губам. Наклоняюсь ближе, чтобы она могла увидеть то же самое в моих собственных.

Похоже, нам обоим понадобилось немного пыльцы Фейри, чтобы пережить сегодняшний день.

‒ Мой господин, ‒ шепчет она.

Мама смеется над нервным тоном девочки и легким движением руки отсылает ее прочь.

‒ Следующим у нас будет кто-то, кто хорошо вас всех знает.

Эта коробка движется быстрее других, свет внутри ровный белый, и там стоит не кто иная, как Александра Кова. Ее светлые волосы так же идеальны, как всегда, ее ухмылка так же уверенна, как всегда.

Я трахал эту девчонку достаточно раз, чтобы знать, о чем она думает ‒ она станет новой Королевой Темной Магии. У нее нет сомнений.

‒ Но она обычная, ‒ вставляет Крид. ‒ Обычная, королева?

Мать даже не выводит ее на фронт, а отправляет налево вместе с остальными.

‒ Оценки были настолько справедливыми, насколько это возможно, и каким-то образом она набрала самый высокий балл.

Моя голова резко поворачивается в ее сторону.

‒ Серьезно?

‒ Ммм, ‒ задумчиво произносит мать. ‒ Да, она…

‒ Она заняла второе место.

Назойливый голос привлекает все наше внимание к коридору. Последняя девушка стоит там, но Один, человек, который заседает в совете от имени Монстров, что-то шепчет себе под нос, и девушка исчезает.

‒ Ты сомневаешься во мне? ‒ мать поднимается с трона, темная энергия сочится с ее кожи.

‒ Я не сомневаюсь. Результаты показали, что юная Кова была первым семенем, однако…

‒ Один, ‒ предупреждает мать, и я внимательно наблюдаю за женщиной.

‒ Как бы ты сильно не хотела контролировать все… ‒ Монстр смело прерывает, продолжая, и все существо матери начинает трястись. ‒ Некоторые правила нельзя нарушать. Придворные ‒ одни из них, но вы знаете это, королева Козима, так что я уверен, что это был просто… небольшая оплошность с вашей стороны, да?

‒ Не надо…

‒ Покажи пятую, Монстр, ‒ у меня по коже бегут мурашки. ‒ У меня нет времени на это.

Глаза мужчины перемещаются на мои, глаза человека, которого хорошо знал мой отец, и после долгого, уверенного пожатия он медленно кивает.

Он опускает голову, закрывая глаза, но стеклянный куб не выдвигается вперед.

Вместо этого передо мной начинает обретать форму портал, кружащиеся цвета полностью освещают комнату. Он открывается, и воздух наполняется хриплым, ритмичным смехом.

Внутренности сжимаются, пульс учащается, и все это приводит к полной остановке.

Я вскакиваю на ноги за считанные секунды, когда морозные волосы обжигают сетчатку, мягкие руки обхватывают спинку дивана, чертовы чулки в сеточку туго обтягивают изгибы. Со скоростью света я дергаюсь вперед, хватаю за белые волосы и протаскиваю ее через портал.

Кто-то кричит, но ворота закрываются прежде, чем я успеваю понять, кто это был, и затем Лондон лежит у моих ног.

Ее широко раскрытые глаза оглядывают все вокруг, блестящие и пьянящие. Наконец, ее стеклянные глаза останавливаются на моих, и моим гребаным пальцам до боли хочется погладить ее… но когда пять секунд спустя она вскакивает с сердитым видом, мне хочется свернуть ей гребаную шею.

‒ Кто, блядь, это был, и где, блядь, ты была?! ‒ я требую.

‒ Прошу прощения?! ‒ она кричит. ‒ Пошел ты!