Не пара - Галина Осень

Мельникова стреляет. Мимо. Полина дёргается в сторону и заваливается виском прямо на железные перила. Падает без сознания.

Мельникова вначале замирает. Затем подходит к Полине и несколько раз пинает её острым носком туфель.

- Так вот откуда синяки на теле Полины Матвеевны, - зло цедит адвокат.

Мужчины молчат.

Потом в подъезде появляется Гаврилов. Стефания бросает пистолет и изображает из себя невинную овечку. Всё!

- Дальше я обрезал, но флешка цела, кому интересно - может посмотреть.

Мельников вообще загрузился и сел на стул, опустив голову. Воробьёв, пользуясь моментом, с разрешения Гаврилова перекидывал информацию. Гаврилов продолжал держать в руках Полю и поглаживал её своей большой рукой. А Герман…

Герман не верил тому, что видели его глаза. Но умом он понимал, что это факт. Это не подделка. Просто такую Стефанию он никогда не видел. Даже не представлял, что родное милое лицо, может исказиться звериным оскалом. Что нежные губы могут изрыгать грязные ругательства. Что он, оказывается, повёлся на обыкновенную …

- Я не знал, Полина, - глухо произнёс Герман и сжал зубы, чтобы не сказать лишнего.

Сейчас он совсем не походил на привычного Поле успешного напористого руководителя и хозяина бюро. Сейчас он походил на мужчину, который неожиданно понял, какую серьёзную непростительную ошибку совершил. И, главное, путей обратного решения проблемы - нет.

Заговорил Мельников, кинув косой взгляд на Германа.

- Поля, прости нас за дочь! Прости! Не думал, что она до такой степени испоганилась. Надеялся, с возрастом наберётся ума. Всё же не двадцать лет, а тридцать уже. Но, похоже, мозги – это не про неё. Я ведь её ограничивал! Не давал деньги на ветер швырять. Не потому что жалко денег, её, дуру, жалко! Надо же заниматься хоть чем-то! Смысл какой-то в жизни иметь! А у неё только тряпки и гульки на уме. Я же тоже с той вечеринки ушёл и отказал ей в доле бизнеса, против их связи с Германом был. Но… всё уже решилось как-то, вы разводитесь, чего теперь возмущаться. Но я даже не думал, что Стефа такую ересь утварит! Не поверил вначале. Но твой адвокат – ушлый мужик. Доки сразу собрал, никто пёр*уть не успел. Прости, старика. Дочь она мне, всё равно сердце болит. Сейчас ещё сильнее… Но ты не думай, лечение, обследование, реабилитация и компенсация – всё за мой счёт!

- Не стоит. Николай Степанович, - тихо ответила Поля.

Её уже начало поташнивать, и голова опять болела и кружилась.

- Это не обсуждается. Полина. Это наш долг, - отрезал Мельников.

- Как хотите, - вяло согласилась Поля.

Ей уже было не до разговоров. Слава богу, что Тимофей это почувствовал.

- Так, все всё увидели. Всё поняли. Все свободны! Слав, - обратился к лейтенанту, и Поля поняла, что они знакомы. – Давай бери с Полины подпись и оформляй там всё, как положено. Думаю, после такого кино и опроса не надо. Все увидели эту Стефанию, тварь подзаборную, - ругнулся в сердцах.

- Полина Матвеевна, - сразу переключился следователь. – Я тут записал происшествие со слов Гаврилова и из записи камеры. Если согласны с изложенным, подпишите.

- А вы возбудите против неё дело? - догадалась Полина и подумала, хорошо, что Мельников уже вышел.

- Да, это очевидно. Без вашего заявления – никак. И хотя с той стороны довольно сильные материальные возможности, но у вас Гаврилов, так что вы выиграете в любом случае.

- Нет!

- Нет? – брови Воробьёва взлетели вверх.

- Нет, я не хочу никакого дела и никаких публичных разборок! Вся эта грязь, которая польётся на нашу семью, слухи и сплетни ударят по «Триумфу». Я болею не за Германа, а за дочь! Она только-только вошла в бизнес. Она только что вышла замуж и муть вокруг них обязательно поднимут. Наконец, Настя беременна, и такой стресс ей совсем не нужен. Но! – Поля обратилась уже к адвокату.

- Тимофей, я не собираюсь прощать этой даме ни одного слова, ни одного действия. Она должна за всё ответить. Не сделаешь ты сейчас, сделаю я сама, когда выйду из больницы. Она должна на всю жизнь запомнить, что наказание неотвратимо. И нечего распускать руки и свои низменные желания. Очень прошу тебя, Гаврилов, сделать так, чтобы она близко не подходила к «Триумфу» и к Насте. Выстави это требование специальным условием для Германа Некрасова!

- Поля, ты уверена? – озадачился Тимофей. – Я могу за этот случай вообще закатать её на зону. Ненадолго, правда, но ей воспоминаний хватит на всю жизнь!

- Но это же суд. Суд – это огласка, даже, если он закрытый. Не хочу! Я ненавижу и презираю эту девицу, даже по имени не хочу называть, настолько она мне омерзительна. Но и публичного скандала не хочу в равной степени. Нам здесь жить! Жить моим детям, внукам. Не хочу, чтобы их имена мешали с грязью. Люди забудут, кто там прав, кто виноват. Вот увидите, её ещё жертвой сделают. Поэтому – нет! И вообще, Тим, я устала…

Полина замолчала, голова её съехала вниз, глаза закрылись.

Мужчины переглянулись. Хозяин, как известно, барин, но… Воробьёв, узнав подробности происшествия, кипел рвением немедленно пустить дело в ход. Однако не мог без заявления потерпевшей. Посмотрел на адвоката.

Тот пока молчал, обдумывая слова Полины. С одной стороны, он хотел закатать эту стерву Мельникову в асфальт, чтобы другим неповадно было. С другой, в словах Полины был свой резон. И, кажется, адвокат впервые не знал, как лучше поступить. Очень не хотелось обидеть или как-то подставить любимую женщину.

- Придержи до утра, Слав, - наконец решил он. – Часам к десяти обещаю тебе отзвониться, если Полина передумает.

- Если не передумает, тоже отзвонись, - буркнул Воробьёв. – Жалко женщину, но понимаю её. А выдержка какая! Даже ни одним грязным словом не оскорбила эту блядё*ку. Мужа ни в чём не обвинила. А всем всё понятно. Не простит!

- Не простит, - подтвердил Тимофей. – Полинка только на вид кажется мягкой и слабой, а на самом деле – кремень! Стопроцентно уверен, что их бизнес жил на её плечах. Сейчас этому м*даку Некрасову придётся хорошо раскорячиться. И ещё неизвестно с каким результатом.

- Ладно, я пошёл, - Воробьёв понял, что дальше задерживаться нет смысла. Полина уже то ли задремала, то ли впала в забытьё.

- Не забудь там Мельникову