Сладкая ягодка. Горький огурчик - Ольга Дашкова

– Еще не факт, что так будет, – утешает Люся. – Может, он одумается.

– Не одумается. Таких, как я, не выбирают. Таких используют, а потом...

Не договариваю, потому что в дверь кто-то стучит. Громко, настойчиво.

– Кто бы это мог быть в такое время? – удивляется Люся.

Смотрю на часы. Половина второго ночи.

– Сходи посмотри, – прошу, потому что самой встать проблематично.

Люся идет к двери и через минуту возвращается со странным выражением лица.

– Нин, там Григорий. Говорит, нужно срочно ехать к Марату.

– Зачем? – сердце подпрыгивает.

– Не знаю. Но вид у Григория серьезный. И он трезв, почти.

Кое-как встаю и иду к двери. Григорий стоит на крыльце, взволнованный.

– Нина, быстро собирайся. Нужно ехать.

– Куда? Что случилось?

– С Маратом беда. Его увезли в больницу.

Мир переворачивается с ног на голову. Алкоголь мгновенно выветривается из головы.

– Что с ним?

– Не знаю. Скрутило его на моих глазах как червяка на асфальте. Приступ сильный, скорую пришлось вызвать, даже поллитру не допили. Перед отъездом просил тебя найти и сказать...

– Что сказать?

– Что любит тебя. И что, если он не выживет, то хочет, чтобы ты знала правду.

Ноги подкашиваются. Люся хватает меня за руку, чтобы я не упал.

– Быстро одевайся, – командует. – Поехали в больницу.

– А его невеста? Она знает?

– Какая невеста? – Григорий удивленно смотрит на меня. – Он же с ней сегодня порвал. Позвонил, все объяснил. Сказал, что любит другую.

Сердце замирает, а затем начинает бешено колотиться.

– Правда?

– Правда. А теперь быстро собирайся. Вот дура-баба, своему счастью не верит.

Не даю ему договорить. Бегу одеваться, руки дрожат так, что не могу попасть рукавами в манжеты. Люся помогает.

– Видишь, как все обернулось? – шепчет она. – Он выбрал тебя. А теперь беги и спаси его.

– А если я опоздаю?

– Не опоздаешь. Любовь не опаздывает.

Через пять минут мы уже едем на машине Григория в районную больницу. Сижу на заднем сиденье, настойка уже выветрилась, молюсь всем богам сразу: «Только бы он был жив. Только бы все обошлось. А уж я его так любить буду, что он забудет обо всех остальных женщинах на свете».

Глава 14 Марат

– Осторожно, горячо! – предупреждает Нина, ставя на прикроватную тумбочку тарелку с ароматным пирогом. – Только что из духовки.

Смотрю на нее и не могу наглядеться. Два дня в больнице показались мне вечностью, хотя она ни на шаг не отходила от моей постели. Спала на неудобном стуле, ела больничную еду, терпела капризы медсестер, но не уехала.

– Ягодный? – спрашиваю, хотя по запаху уже понятно.

– Черничный. Твой любимый, – улыбается, и от этой улыбки на душе становится тепло.

Какая же она красивая. Особенно сейчас, когда волосы слегка растрепались, а на щеках румянец от утренней прохлады. Никакой косметики, простое платье, но для меня она прекраснее всех московских красавиц.

– Спасибо, милая. Но сначала сядь рядом.

Нина послушно опускается на стул у кровати и берет мою руку в свои. Ладони у нее теплые, чуть шершавые от работы. Самые лучшие руки на свете.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, заглядывая мне в глаза.

– Прекрасно. Особенно когда ты рядом.

– Не хвались. Вчера стонал, как раненый медведь.

– А ты сочувствовала, как заботливая медведица, – смеюсь, она тоже улыбается.

Нам так хорошо – просто разговаривать, держаться за руки, смотреть друг на друга. Никакой спешки, никаких недомолвок. Только мы и наша любовь.

– Кстати, – говорю, откусывая кусочек пирога, – помнишь, как все это началось?

– Что началось?

– Мои мучения. – Показываю на живот, где под повязкой заживает шов. – Григорий утверждает, что все из-за его огурцов, я у отца нашел банку в холодильнике, а на ней написано «Нина». Твоя работа?

Нина фыркает:

– Это из-за самогона и твоей дурной головы. Кто тебе сказал закусывать первач солеными огурцами? А банка моя, год назад отцу твоему на новый год угостила, он любил ядреные.

– Так Григорий же предложил! Сказал, что это лучшая закуска.

– Ясное дело! У Григория желудок как у коня, ему все нипочем. А ты городской неженка, привык к деликатесам.

– Эй! – возмущаюсь я. – Я не неженка!

– Неженка, неженка, – дразнится Нина. – Съел два огурца и сразу в больницу попал.

– Это не огурцы виноваты, а аппендикс. И вообще, если бы не эта история, я бы так и мучился, выбирая между тобой и Алиной.

Лицо Нины сразу становится серьезным.

– А теперь не мучаешься?

– Теперь я точно знаю, что выбор был сделан давно. В тот самый момент, когда я впервые тебя увидел.

Беру ее руку, подношу к губам, целуя костяшки пальцев.

– Нина, когда меня увозили в больницу, я думал только об одном. Что, если я не выживу, ты так и не узнаешь правду.

– Какую правду?

– Что я люблю тебя. Безумно, отчаянно, до потери пульса, – смотрю ей в глаза, стараясь вложить в слова всю искренность. – Люблю твою колючесть и нежность. Люблю твой гордый характер и доброе сердце. Люблю то, как ты заботишься о коровах и печешь пироги. Люблю твое тело, твои руки, твои губы.

Нина слушает, и в ее глазах блестят слезы.

– Я люблю, когда ты смеешься, и когда ты злишься. Я люблю твой дом, твою деревню, твою жизнь. И хочу быть частью этой жизни.

– Марат...

– Подожди, не перебивай. Я должен договорить, – крепче сжимаю ее руку. – Эти два дня я лежал и думал: а вдруг я не успею сказать главного? Вдруг что-то пойдет не так и я унесу свою любовь в могилу?

– Не говори глупостей, – шепчет Нина, вытирая слезы.

– Это не глупости, это правда. Я понял, что без тебя жизнь не имеет смысла. Что все мои планы, амбиции, карьера – просто пустые слова, если тебя нет рядом.

Сажусь на кровати, несмотря на тянущую боль в боку. Беру ее руки в свои.

– Нина, я знаю, что много косячил. Что обидел тебя своей нерешительностью. Но дай мне шанс все исправить.

– Марат, ты же уже все исправил. Позвонил