Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

«Сегодня особая ночь. Я решил сделать подарок. Себе. Тебе — как получится» — прозвучал голос Господина в голове омеги. Сердце его зашлось от восторга. Сладко засосало под ложечкой. Господин пришёл к нему! Повод сейчас не важен!

— Но… Господин мой… у вас другое тело…, - прошептал Дитрич, запинаясь.

«Да. Ты сможешь выдержать только его» — был ответ.

Господин нагнулся ниже, скользнул раскрытой ладонью по щеке омеги — Дитрич блаженно закрыл глаза, подаваясь навстречу — протянул пальцы к затылку и, сначала осторожно, а затем всё сильнее и сильнее зажал, собрал в комок волосы на затылке Дитрича, повлёк к себе. Покорный воле Господина, омега, следуя за властной рукой, приподнялся над кроватью, упираясь руками в матрас, поднял лицо вверх. А Господин, ссыпав из-за спины целый поток белых тяжёлых волос пахнущих кондитерским специями, так, что их лица со всех сторòн оказались ими закрыты, нагнувшись, приблизился к восторженному лицу Дитрича, вдохнул его запах, губы его удовлетворённо дрогнули, он выдохнул и до чувствительного носа омеги донёсся восхитительный сладкий запах корицы, гвоздики, чуть-чуть алкоголя. Господин дотрòнулся до губ омеги, давая ему почувствовать вкус этого запаха — сладкий вкус специй, груш и хереса. Дитрич несмело (невиданная милость!) откликнулся на прикосновение Господина, чуть шевельнул мгновенно обрётшими сверхчувствительность губами, потянулся за ними, но Господин уже отстранился от своего раба, так и не дав ему насладиться вкусом своих губ в полной мере. Сердце омеги забилось под сорочкой (та самая!), пальцы, едва не сломав маникюр, вцепились в простыню, ноги изысканно согнулись (играет, стервец, со мной играет!), поднимаясь и обрисовывая острые изящные колени, розовые ступни вытянули пальчики ног и проелозили по простыне. Ещё раз…

Далась ему эта сорочка! Мгновение и телепортация обнажила омегу, зашвырнув невесомый шёлк на середину спальни.

Дитрич вздрогнул от прихлынувшего к телу воздуха (хоть в спальне и тепло, но так сразу сдёрнуть одежду, это…), первым его порывом было прикрыться, но Господин тряхнул удерживаемой за волосы головой омеги и тот опомнился — всё во власти Господина и только его!

Господин, как был — на коленях, шагнул по кровати к Диричу ближе, выпрямился, не выпуская его волос, подтянул омегу и, стоя к сидящему вплотную, прижал его голову щекой к своему животу чуть ниже пупка. Дитрич впервые прикоснулся к телу Господина (руки и пальцы не в счёт!) и благоговейно затих. А Господин отпустил его волосы и, едва касаясь, провёл чуть дрогнувшей рукой по другой, свободной щеке омеги. Сильнее. Сильнее, пока, наконец, не вжал голову омеги в свой живот.

О да-а! Наконец-то! Вот то, чего я хотел. Вот они, тактильные ощущения. С Эльфи не то — его хоть всего затискай — он только рад будет, но всё равно, где-то там, внутри есть стопор, не дающий полностью расслабиться — страх перед самим собой, что не сдержусь, сорвусь, искалечу. Не доверяю я своему внутреннему демону.

Дитрич, с растрёпанными, взлохмаченными руками Господина волосами, едва веря себе, несмело попробовал дотрòнуться до бёдер и ягодиц Господина и ему не запретили! Он провёл руками вверх, чуть сжал нежную кожу твёрдых как камень ягодиц демона, осторожными движениями добрался до поясницы и, вдруг, сам не веря, вжался в тело Господина, стараясь почувствовать его тепло, не обжигающее, нет, и, вбирая запах его кожи, чтобы запомнить его навсегда — ведь запахи запоминаются лучше всего и чтобы потом… вспоминать…

Дитрич судорожно выдохнул — теку. И давно…

Омега не был искушён в искусстве любви. Всё, что он узнал, выйдя замуж за Крафта — это торопливое дёрганье и пыхтение мужа в течение двадцати-тридцати секунд без всякой прелюдии, как сказал Хильд «насухую». Близости с мужем он всегда ждал со страхом — боль была постоянным спутником супружеского торопливого «перепихона». Он искал в Крафте что-то, что позволило бы ему хоть чуть-чуть сделать замужество комфортным. Что-то нашёл, и даже смог, как ему казалось, полюбить неласкового альфу, но… Признаваясь себе после появления в его жизни Господина, понял, что всё это было иллюзией, самообманом, Крафт никогда его не любил, да и сам Дитрич, как теперь выяснилось, тоже не любил Крафта. И вот теперь, когда Господин с ним, омега хотел сделать для него что-то, что-то приятное, но как?

Господин вдруг оттолкнул от себя Дитрича и тот сам не зная как (как, как, телекинез!) распростёрся на кровати на спине, а его тонкие руки, открывая нежную кожу подмышек, оказались закинуты за голову. Демон шагнул ещё по кровати и оказался в районе колен между раздвинутых ног омеги. Господин молчал, не двигался, а Дитрич лежал перед ним, выставив на обозрение беззащитное тело с закинутыми за голову выпрямленными против его воли руками, обрисовавшимися рёбрышками, втянувшимся животом и обозначившимися сквозь белую кожу косточками таза. Ноздри Господина дрогнули — он почувствовал, что омега готов его принять, но медлил, медлил, мучая ожиданием Дитрича и давая ему понять, что его раб ещё не заслужил соития.

Прикусив опухшую губу, Дитрич видел как левая рука Господина начала подниматься вверх, коснулась нежной кожи (ах, эта кожа Господина!) бедра, чуть сместилась к животу и, несильно продавливая поверхность, дотрòнулась до одному ему ведомой точки, чуть ниже и левее пупка. И сейчас же небольшой бледный член демона, повинуясь команде и подрагивая от толчков хлынувшей по сосудам крови, начал наливаться силой и подниматься вверх, открывая взору плотную, в поперечных морщинках, кожу втянутой такой же бледной мошонки. Дитрич, не в силах терпеть, поелозил ногой по простыне, дотрòнулся ступнёй до ноги Господина и тут же отдёрнул её: «Простите, Господин!»

«А ты нетерпелив» — услышал он в голове голос демона.

Я чуть поддёрнул распростёртое передо мной тело омеги вверх, на себя. И, повинуясь своему новому, обретённому с Дитричем фетишу, ударил его правой рукой по щеке, голова омеги мотнулась, чёрные волосы взметнулись и опали… С-сука… Я едва смог выдохнуть…

Дрожащими пальцами я отвёл пряди его волос в сторòну, увидел блестящий глаз, искоса смотревший на меня. Всё! Я могу с ним делать всё, что хочу! Он позволит всё! Он хочет этого! — эмпатия меня пока ещё ни разу не обманывала.

На… щеке… на нежнейшей коже… след… Красный след моей пятерни… Я отвёл мягкие послушные волосы дальше, к ушку, чуть задел его (специально же!) ногтем — Дитрич дрогнул, а всё его существо, где-то там внутри, задёргалось