Ворон, который меня пленил - Екатерина Началова

— Ясно.

Разговор не ладился, выходил неловким, обрывистым. Отец сделал круг по бюро, явно не зная о чем, еще говорить. Я тоже не знала, но не хотела, чтобы он был недовольным. Поспешно начала болтать, рассказала про подъемник, про Норда с пауком в ухе, как поливала его водой. Старалась рассказывать в лицах, как можно забавнее, но отец так и не улыбнулся.

— Чушь, — резко отметил он. — Зачем все это, Касия? Тебя не выгоняли из дома. Живи спокойно.

Он в очередной раз оглядел полки стеллажей, будто пытаясь прочесть ответы в них. На меня старался смотреть как можно меньше.

Самые сложные атаки — невидимые. Я стиснула зубы.

— Чтобы не сидеть сложа руки… Я говорила, что хочу чем-то заниматься.

— Ты сидишь здесь.

— Я не о том сидении… Я не хочу просто ждать. Мне нужно что-то делать!

«Нужно что-то делать» — я говорила уже десятки раз. Он не понимал, или не желал понимать, или понимал, но не желал принимать.

Отец помолчал. Он еще раз посмотрел по сторонам, в процессе проскальзывая взглядом по мне как можно быстрее. Я стояла перед ним. Сцепив пальцы, чтобы не развалились руки, глядела на стол, где лежала раскрытая инструкция. Одно из правил бюро — никаких личных разговоров в рабочее время. Хорошее правило… Казалось, не одна я жду, когда беседа закончится; что отцу тоже обременительно, неловко, и не о чем разговаривать.

— Ясно, — отец чуть смягчил тон. — Прилетай, когда… Мать хочет тебя видеть.

— Конечно, — я кивнула, продолжая неотрывно глядеть на инструкцию.

Как только отец вышел, я, наконец, смогла сесть. На несколько минут я просто застыла, уставившись на стол. На нем был уже мой порядок, не Ладин. Книга учета под правой рукой, инструкция под левой, еще шесть отправлений посередине, несколько карандашей, мои черновики и заметки. Возможно, отец прав — все чушь. Возможно, стоит признать, что работать приемщицей не по статусу, повиниться перед Анием, вернуться к родителям, слушать, как меня называют долгосидкой, начинать летать на встречи в клубах, где можно встретить приемлемого вдовца, или холостяка, или такого же долгосида… Надо лишь присмотреться, может зря я так…

Рейтор появился совсем не вовремя. Мне не хотелось ни улыбаться, ни говорить, ни смотреть кому-то в глаза, ни писем. Коротко поздоровавшись, я замолчала, оформляя вестнику полагающиеся по очереди посылки. Натужно скрипел только грифель, оставляя на листах слово за словом. Рейтор заговорил первым:

— Не желать дожидаться, а желать делать — и делать — достойно. Я бы не стал стыдиться своих решений на вашем месте, миса Касия.

Я споткнулась на адресе, чувствуя, как мужчина смотрит на меня.

— Вы слышали?

— Да, извините, я прилетел раньше. Снаружи были слышны голоса. Я дождался, когда вы закончите.

— Ясно, — уронила я совсем как отец. Попыталась дальше записывать адрес в книгу, только карандаш не держался в пальцах. Я покрутила его, пытаясь сосредоточиться. Но перед глазами стоял отец, который с большей охотой смотрел на стену, чем на меня.

— Он сказал, что все чушь, — расстроенно произнесла вслух. Сама не знаю почему. Явно не Рейтору было жаловаться, но он появился, первым заговорил, и из меня — вырвалось.

— Не считаю, что ваш отец прав, — без раздумий произнес Рейтор. — Делать, что можешь, по мере отпущенных сил — не чушь. Ничего не делать и ждать, что все наладится само — вот что можно назвать чушью.

Его слова грохотали, категорично перевешивали отцовские и будто вытягивали меня выше из стиснутых кулаков, зажатых плеч и осуждающего гула голосов. Я подняла ресницы. Рейтор выглядел серьезным.

— Поэтому лорд работает вестником? Чтобы что-то делать?

— Поэтому лорд начал работать вестником. И до сих пор делает то, что ему по силам.

Уголки его губ дернулись вверх буквально на мгновение, но было ощущение, что меня с ног до головы осветило улыбкой.

— Спасибо…

— Не стоит. Наши мнения не всегда совпадают с родительскими.

Мы встретились глазами. Рейтор куснул губы, на мгновение опустил взгляд и снова посмотрел прямо.

— Если посторонний посмеет осудить вас, скажите мне. Я поговорю.

Было еще не до смеха, но на такое заявление я не смогла не улыбнуться.

— Спасибо… — повторила, благодарно глянув на мужчину. — Вы очень добры.

— Это вряд ли, — он отрицательно качнул головой. — Доброта — не мое свойство.

— А какое тогда? Вежливость? — я улыбнулась, поддразнивая его.

— Я улыбчивый, — без улыбки сообщил Рейтор. — В душе.

На этот раз я едва не расхохоталась. Тут же смутилась собственной реакции, поджала губы и поспешно спрятала глаза. Я настолько не ожидала поддержки именно от Рейтора, что в признательности никак не могла придумать, как себя теперь вести и что говорить. Заполнила книгу, выдала посылки, чуть не поблагодарила в третий раз, но вовремя спохватилась. Рейтор уложил два отправления в нагрудный карман и помедлил, задумчиво постукивая подушечками пальцев о стойку.

Тук. Тук… Тук.

— Нужно еще одно, — однозначно произнес Рейтор.

Я проследила за его рукой.

— Еще?

— Еще письмо. Моё письмо, — он выделил «моё».

— Ваше? — До меня не сразу дошло, о каком письме речь. — Ах, да…!

Вспомнив, я вдруг встрепенулась, смутилась и принялась шарить по столу. Как назло, я совершенно не помнила, куда впопыхах запрятала последний — развернутый — ответ.

Нет под книгой. Нет в книге. В инструкции? Да где же?

— Сейчас! Минуту… Простите.

Я шарила по столу, ворошила бесконечные бумажки. Новое письмо будто растворилось в воздухе. Завалилось? Я заглянула и под стол. Рейтор не торопил. Он спокойно ждал, смотрел пристально и с каждым мгновением все смешливее. Я суетилась, искала там, где уже искала, затем спохватывалась. Когда подняла глаза, обнаружила, что Рейтор откровенно улыбается, и рассердилась, на него, себя…

— А вот… Вот! Возьмите! — В сердцах я выхватила и отдала ему первоначальный вариант, который с утра грелся за пазухой.

Видеть губы Рейтора я уже не могла. Они совсем нагло улыбались, а мне было и сердито, и самой смешно, и жарко, и стыдно, и глупо…

И вправду улыбчивый…

К моему ужасу, забрав письмо, Рейтор не ушел. Взял треугольник, он начал его открыто разворачивать, явно намереваясь прочесть сразу, не откладывая.

При мне!

Стало душно. Сердце к тому моменту и так стучало быстро, теперь вовсе задергалось. Рейтор пробежал глазами по строчкам, глянул на меня. Прямо, внимательно, тяжело… Перечитал снова.

— Одолжите карандаш, миса Касия, — голос звучал вежливо.

Карандаш? Я с трудом отыскала и его, хотя тот лежал посредине стола.

Приняв карандаш, мужчина придавил записку пальцами и быстро написал что-то под моим ответом. Затем протянул письмо